Наука и образование

В своей книге «Заложники. История от Античности до наших дней» историк Жиль Ферагю рассуждает об истории и смысле этого явления. О чрезвычайной актуальности данной темы свидетельствует и история с недавним освобождением иранскими властями французского исследователя Ролана Маршаля.

«Социальная изоляция», сегрегация, глобализация, которую все винят во всём… Почётный профессор клинической психопатологии, психоаналитик, философ, лидер движения Appel des appels («Призыв призывов») размышляет о дебатах, которые развернулись в связи с эпидемией коронавируса, и о том, как действует карантин на общество в целом и на каждого человека отдельно.

В исследовании «Классовое детство» («Enfances de classe»), проведённом под руководством Бернара Лаира, преподавателя социологии Высшей нормальной школы (ENS) Лиона, речь идёт о влиянии среды, в которой родился ребёнок, на его жизненные перспективы.

12 декабря 1995 года, в разгар скандала вокруг пенсионной реформы, Пьер Бурдьё произнёс перед бастующими речь, которая стала важной вехой в истории протестного движения.

Я радуюсь, когда вижу, что в США приходят на высокие посты молодые женщины, представительницы меньшинств.

«Если кто-то и сочтёт нововведение нарушением своих прав и захочет предпринять решительные шаги, так это ученики, провалившиеся на выпускных экзаменах, – подчёркивает Жуан Проспе.

Трамп, Макрон, Сальвини, Трюдо… Эти иконы либерального популизма являются знаковыми для нашей эпохи – которая, несмотря ни на что, декларирует свое стремление к демократии. В своей книге «Возвращение Государя» политолог Венсан Мартиньи размышляет о пагубном явлении вождизма, в котором виновен каждый из нас.

На мировой политической арене ключевые позиции занимают лидеры-автократы, руководящие современными демократическими государствами. Они застолбили за собой вершины властной вертикали, и основной чертой их правления является собственническое отношение к гражданам. При этом, общемировая тенденция говорит о том, что люди испытывают потребность участвовать в функционировании власти, перестроив ее на более справедливой, горизонтальной основе.

Об этом парадоксе рассуждает в своей работе «Возвращение Государя» Венсан Мартиньи, анализируя образ времён Макиавелли – который, как принято считать, давно ушёл в небытие.

В его эссе переплетаются философия и политология, встречаются упоминания о телесериалах и Шекспире, приводятся многочисленные примеры из современности и нашей истории. Книга Мартиньи представляет собой познавательный и увлекательный анализ процессов, происходящих сегодня в демократических странах, и читается очень легко. По мнению автора, разрушительные процессы идут в современных государствах изнутри – и они будут продолжаться, если общество не сумеет отреагировать на эти вызовы должным образом.

Политолог подробно рассказывает об этом в беседе с корреспондентом «Юманите».

Люси Фужерон: В своей книге вы признаетесь: «мне всегда нравилась политика…». Почему ваша новая работа начинается с этого довольно личного признания, которое не ожидаешь встретить в эссе, посвящённом вопросам политологии?

Венсан Мартиньи: Я решил начать её с чего-нибудь личного, так как моё увлечение политикой всегда удивляло моих родных, предпочитавших ей литературу и историю – а порой озадачивало и меня самого. Я бы хотел, чтобы рассуждения о причинах моего интереса к политике подтолкнули читателя к размышлениям о том, как он сам относится к политике сегодня – в тот период, когда о ней пишут много нелицеприятных вещей. Наконец, это попытка взглянуть на политику с позиции аналитика и неравнодушного к ней человека – чтобы объяснить, почему ей нужно интересоваться, даже если она вам не по душе.

Л.Ф.: Вы пишете: «мы живём в эпоху абсолютного господства лидеров», рассуждая при этом о современных демократических государствах – хотя название вашей книги отсылает нас к произведениям Макиавелли. Неужели вы видите в их политике «возвращение государя»?

В.М.: В 1513 году Макиавелли писал: Государь – это политик, единственная цель которого состоит в том, чтобы получить власть и удержать её любой ценой. Будучи, по сути, очень одиноким человеком, он окружён только конкурентами – влиятельными и знатными людьми – а также подчинённым ему народом. Государь должен управлять «общественными настроениями», регулируя жизнь этих двух групп – и имеет для этого исключительные полномочия.

С тех пор многое изменилось. В конце XVIII века начала формироваться современная политическая система, и ее ведущей идеей стала идея коллективизма. Появлялись клубы, партии, движения и т.п. Политика стала массовым явлением, а в ХХ веке утвердилось мнение о том, что политика призвана преобразовывать реальность. Этот период совпал с «эпохой идеологий», продолжавшейся до начала 1990-х годов. Однако на протяжении последних тридцати лет мы наблюдаем постепенный упадок тех сил, которые сдерживали и контролировали действия лидеров. Современным государям удаётся избавляться как от политических посредников, так и от политических противовесов. Достаточно посмотреть на Обаму, Макрона, Трюдо, Трампа, Сальвини, Болсонару и других, чтобы понять – одинокая фигура Государя, которая, как нам казалось, за несколько десятилетий демократии ушла в тень, ныне вновь появляется на переднем плане. И личности сегодняшних Государей заслоняют собой их реальные дела.

Л.Ф.: Почему так получилось?

В.М.: Причиной гипертрофированного влияния лидеров стали серьезные изменения на глобальном уровне. С середины 1990-х годов мир усложнился до крайней степени. Глобализация обусловила взаимозависимость народов и стоящих перед ними задач – она привела к необходимости принимать множество новых решений при нарастающем темпе политической жизни. Теперь у лидера нет времени на то, чтобы советоваться с парламентом, и он принимает решение в тесном кругу советников, которых никто не выбирал – а парламенту остаётся лишь одобрить его инициативы. Даже в тех государствах, где позиции парламента очень сильны, формируется зацикленная на лидерах демократия.

Растущие тепы распространения информации также способствуют нарастанию темпов в политике. Развитие круглосуточных информационных телеканалов привело к исчезновению новостного графика и таких его элементов, как обзор событий за день, вечерний выпуск новостей, еженедельные программы и издания – ведь круглосуточный новостной режим требует срочной подачи огромных объёмов информационного контента. Конкуренция на политической рынке растет, и постепенно формируется представление, что широкие массы якобы не способны понять сложные хитросплетения политики.

Основное внимание приковано к действиям руководителей и к их «stories». Создаётся ложное впечатление о том, что все проблемы находятся под контролем – тогда как на самом деле власть ускользает из рук политиков и основывается на экономических предпосылках в условиях глобализации, при которой рыночный капитализм считается нормой, а роль наднациональных институтов неуклонно растет. При этом на передний план выходят дебаты на «болезненные темы», которые вызывают в обществе самый однозначный и эмоциональный отклик – речь идёт об иммиграции, национальной идентичности, исламе, национальном суверенитете и пр. Так что, в конечном счёте, происходит культурализация политической жизни.

Л.Ф.: Возвращение образа Государя заставило вас оспорить существование грани между «либеральными демократами» и «авторитарными популистами» – усмотрев в этом две стороны одной медали…

В.М.: Я чётко вижу различия между их политическими программами. Однако в их манере завоёвывать власть и пользоваться ее плодами есть немало сходных аспектов. Прежде всего, это стремление к единоличному характеру власти и усилия по созданию властной вертикали. Не считая себя выходцами из того или иного политического лагеря в классическом его понимании, лидеры полагают, что они вправе ни перед кем не отчитываться. Это «политические метеориты», взлёт которых выглядит ярким и необычным – они появляются в условиях разрушения привычной системы политических противовесов и партий, что и позволяет им достичь невероятных высот.

В этой связи можно вспомнить головокружительный взлёт неприметного депутата Педро Санчеса в Испанской социалистической рабочей партии, который стал возможным благодаря кризису, связанному с появлением партии «Podemos». Маттео Сальвини на протяжении многих лет был активистом националистической «Лиги Севера» – но только в 2013 году, когда партия переживала самые сложные времена, он выступил в качестве её спасителя. А Эммануэль Макрон, о котором никто ничего не знал до 2014 года – то есть, до его вхождения в состав кабинета министров – сумел подняться благодаря созданной им же структуре, которая полностью ему подчиняется.

Эти новые Государи становятся своего рода «звёздами». Поклонение тому, кто воплощает в себе власть – давняя традиция. Весь вопрос в том, какое место отводится этому поклонению в политическом процессе. В 1980-х годах, при Рейгане, американская культура зрелищ обслуживала идеологию рынка и консерватизма. Новые ветры подули в 1990-х годах – с появлением Берлускони, сумевшем нажить политический капитал благодаря имиджу телезвезды, переплетая свой бизнес с политикой государства. Он отбросил всякую идеологию и руководил страной, словно играя на сцене. С избранием в 2008 году Барака Обамы начался новый этап – при нём как будто был подписан негласный договор о восхищении его личностью, вне зависимости от реальных дел американского президента. Доказательством тому может служить Нобелевская премия мира, полученная Обамой авансом – вскоре после прихода к власти. Тогда его называли «знаменитостью у руля».

Есть и ещё одно сходство: новые лидеры эксплуатируют личные эмоции граждан. Примеров этому много – достаточно вспомнить Макрона, который в разгар истории с «жёлтыми жилетами» признался что «горячо любит» французов и хочет «найти путь к сердцу каждого». А тот же Сальвини при каждом удобном случае называет итальянцев своими «друзьями», откровенно заигрывая с общественным мнением. Такая приватизация эмоций под предлогом сокращения дистанции между лидером и народом свидетельствует о кризисе демократии. Она способствует радикализации отношения к Государю – когда можно быть только за него или против него – и мешает понять тезис, озвученный Полем Рикёром: политика – это посредничество при установлении определённого соотношения сил, вступающих в состязание в ходе выборов, которое позволяет на некоторое время установить статус-кво.

Л.Ф.: Какова здесь роль социальных сетей?

В.М.: Facebook и Twitter сделали политические дебаты массовым явлением. Социальные сети могли стать орудием мобилизации: достаточно вспомнить «арабскую весну», «ночные бдения», «жёлтые жилеты» и пр. Однако надежда на то, что они станут площадкой для «демократии 2.0», где будет налажен диалог между гражданами – который, в свою очередь, подтолкнёт власти к активным действиям – так и осталась несбыточной. Причин этому немало: манеры участия в сетевом обсуждении оставляют желать лучшего, сообщества очень раздроблены и сосредоточены на самих себе. Социальные сети, которые используют как инструменты политической пропаганды, только укрепляют позиции Государя, который рассматривает их как удобную площадку для утверждения своего культа. Подтверждением служит фотография, выложенная в сеть Обамой вскоре после его переизбрания в 2012 году – очень личная фотография, на которой он обнимает Мишель, с подписью «Four more years», стала самым популярным постом за всю историю Facebook и Twitter.

Л.Ф.: Почему одна из глав вашей книги посвящена телесериалам?

В.М.: Такие сериалы как «В Белом доме» («A la Maison-Blanche») или «Карточныйдомик» занимают важное место в массовой культуре. В условиях, когда мы получаем всё меньше информации о политике из традиционных СМИ, я склонен связывать их успех с тем, что они превратились в источник представлений о политике. А общественное мнение нуждается в определённой доле фантазии – ведь реальная политическая жизнь запутана и не изобилует интересностями.

В то же время политические деятели черпают в этих популярных сериалах что-то свое – так что можно уже говорить о «сериализации» политической жизни. В телесериале «Карточный домик», сюжет которого многие зрители принимают за чистую монету, политика представлена как очень жестокая среда, где происходит не столько реализация властных полномочий, сколько битва за их обладание – где сила главенствует над идеями, а понятие общественной пользы совершенно дискредитировано. Этот подход ярко иллюстрирует фраза Фрэнка Андервуда, который желает стать президентом США и добивается этого, не гнушаясь никакими средствами, включая убийство: «Democracy is so overrated (Демократию слишком переоценивают)».

Такое смешение представлений приводит к разрушению политической системы и только усугубляет кризис демократии. Но после того, как кабинет в Белом доме занял Трамп, создатели сериала были обескуражены – ведь действительность в некотором смысле превзошла все их фантазии.

Л.Ф.: А что вы можете сказать о политическом языке, который имеет большое значение

в политике?

В.М.: Политический язык поразили сразу несколько недугов, которые, начиная с 1990-х годов, перешли в более тяжёлую форму. «Правочеловечность», «иммиграционизм» – подобные лексические единицы, созданные ультраправыми еще в 1980-х годах, употребляются сейчас средствами массовой информации и отравляют собой политический язык, усугубляя политическую разобщённость. Правление технократического кабинета министров приводит к использованию таких терминов, как «пригодность к занятости», «временность» или «гибкость». По мнению Анни Эрно, их употребление ведёт к «дереализации» речи, к её эвфемизации, направленной на то, чтобы затруднить многим людям понимание механизмов общественного господства.

Таков язык доминирующих классов, употребляющих подобные термины применительно к жизни простых людей. Так они пытаются подсластить пилюлю для бедняков, которым приходится ощущать на себе все последствия их политики – в частности, и тем, кто надел сейчас на себя жёлтые жилеты. Это стремление затуманить смысл сказанного ещё больше отдаляет людей от политики. Как отметил историк Патрик Бушрон – опасно, когда люди, облечённые властью, употребляют слова, которые ничего не значат.

Л.Ф.: Вы также указываете на «экстраполирование лжи по фундаментальным вопросам

функционирования демократических обществ в глобальном масштабе» …

В.М.: Я задумался над тем, почему так много людей верят в «fake news», в ложную информацию, словно вирус распространяемую по социальным сетям. Либо нам нужно признать, что люди глупы, и следует помочь им, позаботившись об их просвещении – либо надо понимать, что они правы, когда думают, что им врут… Потому что им действительно врут!

Современные демократии строятся на целой совокупности глобальных обманов, которые многократно повторяются представителями политических кругов. Вот только два примера. Первый – утверждение о том, что «если много работать, то можно жить достойно». Однако протесты «жёлтых жилетов» со всей очевидностью доказали, что это совсем не так. В современных демократических обществах, где усугубляется разрыв между миром капитала и миром труда, занятость становится всё менее стабильной – и среди работающих людей есть бедные.

Ещё одна ложь – это уверенность, в том, что увеличение товарного производства гарантирует всеобщее процветание. Сегодня, в условиях ограниченности ресурсов, понятно, что такой подход подвергает нашу планету смертельной опасности. У людей складывается впечатление, что им рассказывают сказки про их же собственную жизнь. Вся эта ложь становится причиной размывания смыслов в реальном мире и сеет в умах граждан общее сомнение. И тогда люди начинают искать другие объяснения, что и способствует распространению фейковых новостей.

Опровергать их – это, конечно, правильно. Но при этом обязательно надо работать над формированием системы распространения правдивой информации, основанной на видении долгосрочной перспективы, а не на отживших и лживых схемах.

Л.Ф.: Ваша книга призывает граждан занять ответственную

позицию по отношению к таким лидерам макиавеллиевского толка. Что это значит?

В.М.: Лидеры – это продукты нашей эпохи, в которой реальность стала относительным понятием. Все мы, так или иначе, принимали участие в её формировании, демонстрируя при этом двойственное отношение. Мы одновременно отравлены и напуганы виртуальным миром – и когда мы оказываемся в сложных, непростых ситуациях, нам проще переложить груз ответственности на новых Государей. Наша ошибка состоит в том, что мы считаем себя жертвами политики – тогда как на самом деле мы сами причастны ко всему, что в ней происходит. Сегодня политика вызывает у людей главным образом два чувства: недоверие и отвращение. Считая лидеров всемогущими, мы наделяем их властью, которой они на самом деле не обладают. Их трон стоит на глиняном постаменте. Как долго смогут существовать иллюзии по поводу их власти или реальных результатов их действий? Общественные движения, развивающиеся в современных демократиях, должны показать таким Государям, что они не смогут долго удерживать присвоенную ими власть. Общество мучается схватками, потому что сейчас происходит рождение нового мира. И мы оплакиваем уходящий мир, ещё не понимая, какой новый мир приходит ему на смену.

Сами руководители не станут источниками перемен. Это мы должны пересмотреть своё отношение к политике – вспомнив, что она, прежде всего, является коллективным делом. При этом управлявшие ей структуры уже нежизнеспособны, а крупнейшие политические проблемы, с которыми столкнулось человечество, обязывают сделать власть достоянием всего общества. Мы передали лидерам полномочия по руководству нами, доверили им принимать за нас решения, наделив их временной властью – и нам следует следить за тем, как они справляются со своей задачей. Сейчас, когда традиционная система политических противовесов переживает кризис, пора создать новые контролирующие органы. Роль политических институтов была сведена к минимуму из-за персонализации руководства, которая дала огромные полномочия исполнительной власти. Лидеры не готовы к растущему общественному запросу на горизонтальное структурирование, они игнорируют потребности граждан, желающих участвовать в управлении обществом – а значит, мы нуждаемся в создании гибридной системы, сочетающей в себе представительную демократию и некоторые формы прямого народовластия. Сейчас ведутся многочисленные исследования, направленные на разработку этой новой структуры.

Но этого будет недостаточно, если мы не научимся воспринимать политику как пространство для реализации наших утопий. Надо продолжать попытки коллективных действий – пусть даже с очень неясными пока результатами. Стоящие перед нами проблемы экологического характера, подобно инстинкту самосохранения, должны побудить нас к борьбе – и нам необходимо превратить экологию в позитивную утопию нашего времени. Экологическое движение завтрашнего дня будет антикапиталистическим – или же его вообще не будет в обществе, ориентированном на бесконечное производство.

Мне внушает оптимизм стремление к справедливости, которое демонстрирует молодое поколение – и мне нравится, что молодые люди отвергают традиционные авторитеты Государей. Молодёжь осознала, что ей пора что-то менять – иначе наступит конец. Сможем ли мы поставить лидеров на место? От этого зависит будущее нашей демократии.

В это время разгорелась борьба за лидерство между профессионалами и любителями. Профессионалы были немногочисленны, но обладали большими финансовыми возможностями и влиянием в СМИ, тогда как любители, пользовавшиеся массовой поддержкой, этих рычагов не имели.

Иными словами, необходимо в едином порыве организовать и продумать социальный протест и некапиталистическое будущее, столь же ненадёжное, сколь и необходимое, то есть коммунизм.