«Социальное дистанцирование» или социальное сплочение при физическом дистанцировании? Термин, используемый французскими властями, является крайне неудачным с точки зрения психологии, однако он даёт нам пищу для размышлений, вскрывая острейшую проблему современного общества.
Одиночество и отчуждение – не следствие карантина, а давняя и гнетущая повседневность капиталистического общества. Физическая изоляция грозит нанести серьёзный урон психике миллионов людей, усугубить настоящую эпидемию депрессии, захлестнувшей мир ещё до пандемии коронавируса. Однако она же парадоксальным образом открывает путь к преодолению изоляции социальной. Ощущение общей беды даёт возможность почувствовать единство и солидарность с другими, даже находясь в одиночестве физически.
«Социальная изоляция», сегрегация, глобализация, которую все винят во всём… Почётный профессор клинической психопатологии, психоаналитик, философ, лидер движения Appel des appels («Призыв призывов») размышляет о дебатах, которые развернулись в связи с эпидемией коронавируса, и о том, как действует карантин на общество в целом и на каждого человека отдельно.
Мод Верньоль: Вот уже вторую неделю в стране действует режим изоляции. Что вы как психоаналитик можете сказать о режиме «социального дистанцирования», призванном обуздать распространение вируса? Каковы могут быть его последствия в среднесрочной перспективе для каждого отдельного человека и для общества в целом?
Ролан Гори: Термин «социальное дистанцирование» представляется мне неточным и неуместным. Сейчас, наоборот, следует призывать к социальному сплочению и солидарности, настаивая на соблюдении «физической изоляции». Сейчас надо не сосредотачиваться на себе, а, напротив, воспользоваться этой временной передышкой для того, чтобы почувствовать моральное и социальное единство с другими людьми. Новые технологии дают нам замечательную возможность «быть одному, но вместе со всеми». То, что оказывает негативное воздействие в обычное время, в период эпидемии становится чрезвычайно полезным. Если мы этого не осознаем, то со временем одни из нас тронутся рассудком, поддавшись мании преследования и всевозможным фобиям, другие впадут в глубокую депрессию, третьи дадут волю отчаянию и суицидальным мыслям. Будут и те, кто пустится во все тяжкие или станет испытывать непреодолимую тягу к риску. Стоит перечитать повествование Фукидида о чуме, свирепствовавшей в Афинах в V веке до нашей эры, чтобы понять, какие опасности подстерегают жителей городов в период эпидемии: хаос, паника, моральное разложение, религиозный ужас, безудержное стремление к наслаждениям в надежде отсрочить наступление неизбежного конца и т. д. Любому городу, любой стране, охваченной эпидемией тяжёлой болезни, угрожает так называемая аномия – отрицание норм и законов, которые регулируют жизнь общества и объединяют людей. Это момент истины для властей, проверка их способности реагировать на потрясения. Если люди не верят им, то в обществе укореняется страх. Это моральное и политическое переживание, согласно автору «Левиафана» Томасу Гоббсу, лежит в основе любой религии и любой государственности. С его выводами можно не соглашаться, но приходится признать, что любой страх, независимо от его причины, будь то пандемия, изменения климата, события в социальной, экономической или военной сферах, представляет собой вызов для государства, которое не может оставаться безучастным. Вопрос состоит лишь в том, что из этого получится…
М.В.: Каким образом нынешний кризис сделал очевидной всю глубину социального неравенства?
Р.Г.: В любые времена смертельная опасность обнажает все проявления социального неравенства и те условия, в которых живут люди. Рассказывая о чуме в Афинах, Фукидид писал: «С невиданной смелостью люди ринулись в пучину удовольствий (…). Никто не пытался с большими или меньшими усилиями достичь какой бы то ни было достойной цели. (…). Никого не останавливал страх перед богами или перед человеческими законами». Так выражается неприглядное стремление людей в условиях хаоса стать «творцами» собственного выживания и безудержно наслаждаться жизнью в меру своих возможностей. К счастью, есть и другая тенденция – так называемая «филия» (дружба). Она выражается в понимании того, что нет смысла выживать, если предстоит остаться в одиночестве. Ведь даже Робинзон не мог бы существовать без своего Пятницы…
М.В.: Французское общество очень расколото. Может ли этот санитарный кризис вернуть людям ощущение «общей судьбы», ведь для эпидемии не существует ни границ, ни социальных различий?
Р.Г.: Всё зависит от того, как люди будут управлять ситуацией. Конечно, открытость и предоставление полной информации – это хорошо. Но нельзя забывать об опасности «информационной перегрузки». Её влечёт за собой лавина противоречивых сведений, которые обрушиваются на людей без какого-либо отбора, без объяснений, без структурирования. Эту катастрофическую ситуацию создают СМИ и разного рода зрелища, сообщая информацию, имеющую значение лишь в момент своего появления, когда она становится признаком «общества спектакля», где «правда – не более чем момент лжи» (Ги Дебор). Вместе с тем вирус действительно не признаёт национальных и социальных различий и напоминает каждому из нас о конечности человеческой жизни. Символы власти и богатства на фоне болезни и смерти выглядят гротескно, однако отчасти предоставляют определённую защиту их обладателям.
М.В.: В своих книгах вы постоянно критикуете «языковую деградацию» действующей власти. Стоило ли употреблять слово «война», как это сделал президент Макрон?
Р.Г.: Если мы ведём «войну» (а это слово прозвучало семь раз в его телеобращении), то почему люди, оказавшиеся на передовой, не имеют боеприпасов? Почему правительство не наказало беспомощный генеральный штаб, который забыл подготовить нас к заранее объявленной войне? Почему оно не применяет самые жёсткие санкции в отношении мошенников и мародёров, которые пытаются воспользоваться происходящим? Я не призываю наказывать их, а всего лишь хочу отметить, насколько легко люди порой бросаются словами, употребляя термин «война», но не принимая соответствующих мер. В психопатологии это называется «высказывание с ограниченной ответственностью».
М.В.: «Неолиберализм умер, но об этом не знают», – говорили вы несколько месяцев тому назад. О каких особенностях капитализма в эпоху глобализации свидетельствует этот санитарный кризис?
Р.Г.: Пандемия показала всю иллюзорность ожиданий, связанных с глобализацией, и лживость неолиберальных государственных властей, которые повинны в гибели тысяч людей, потому что не приняли необходимых мер, загубили систему здравоохранения и поставили интересы банковского сектора экономики выше гуманизма. На эту тему написаны тысячи страниц, прозвучали миллионы предупреждений, но ничего не изменилось! Маргарет Тэтчер и Рональд Рейган положили начало неолиберальной колонизации умов, другие политики последовали их примеру и, как при любой колонизации, началось разрушение материальных объектов и личностей. Не обошлось и без настоящих преступлений. Пандемия наглядно продемонстрировала несостоятельность реформ, предпринятых неолибералами. Люди поняли, что здоровье и жизнь их близких в опасности, и они не станут с этим мириться. Рейтинг президента растёт, но это скорее выражение народных ожиданий, чем знак доверия к нему. Люди не столько поддерживают действия властей, сколько одобряют то, что говорит глава государства. Выражения типа «вместе с тем» уже никого не убеждают! Если сопоставить то, о чём сказал президент в своём выступлении в четверг 12 марта, и предложения, выдвинутые министром труда, то останется только потребовать отставки правительства! Люди хотят сохранить свою жизнь и удержаться на работе, и они не простят неолибералам, под какими бы масками те ни скрывались, ту опасность, которой из-за них подвергается и одно, и другое.
Опубликовано 25/03/2020