Общественный подъём в США с новой силой поставил перед обществом вопрос о соотношении расового и социального. Часто «расовое» и «социальное» противопоставляются друг другу. Однако структурный расизм североамериканского общества не позволяет решить одну проблему без решения другой.
Специалист по вопросам миграции и демократии Джейкоб Гамбургер не скрывает «удивления тем, с какой лёгкостью и как неожиданно это движение превратило проблему полицейского насилия (так называемый «расовый вопрос») в социальный запрос».
Кристф Дерубэ: Присутствуют ли «расовый» и «социальный» вопросы в дебатах, развернувшихся сегодня в США?
Джейкоб Гамбургер: Левые часто пытались противопоставить эти два вопроса. Порой мы слышим критические замечания о том, что борьба за создание социального государства в «универсалистском» духе не учитывает специфических расовых особенностей неравенства в США. И часто такая риторика используется откровенно непорядочно, что особенно отчётливо проявилось в ходе праймериз Демократической партии, когда речь шла о нападках на Берни Сандерса.
Если и существуют некие враги общественного прогресса, маскирующиеся под левых антирасистов, это не означает, как утверждают сторонники шаблонного марксизма, что нужно уделять внимание только социальному неравенству в США и бороться с ним, не говоря открыто о существовании расизма. Позволю себе заметить, что «экономика» как таковая в контексте США – это понятие с расистским оттенком. Например, не только средний доход белой семьи приблизительно в десять раз выше, чем чёрной, но и это богатство, выраженное в виде объектов недвижимости, создавалось в значительной степени за счёт образования сегрегированных зон в крупных городах и вокруг них. Во второй половине ХХ века белые имели доступ к ипотечным кредитам с низкой ставкой, тогда как чёрные нередко были вынуждены довольствоваться жалкими хибарами под названием «социальное жильё».
Само присутствие чёрных в этом сообществе исторически интерпретировалось как плохой признак при оценке имущества, и такая ситуация сохраняется по сей день. Поскольку некоторые государственные учреждения, в первую очередь школы, финансируются за счёт налогов на имущество, первое проявление расового и социального неравенства порождает другие аналогичные явления. Следовательно, когда белые американцы думают об «экономике» и своих экономических интересах, они невольно принимают во внимание расистские соображения. Платить больше налогов в бюджет своего штата или государства означает давать дополнительные средства афроамериканцам, которых принято считать «потребителями» государственных услуг.
К.Д.: Можно ли исправить эту историческую несправедливость?
Д.Г.: Именно в этом контексте принято говорить (сегодня, и вообще в последние десятилетия) о предоставлении экономических репараций потомкам рабов. Имеется в виду «социальная» программа, подготовленная специально для того, чтобы устранить неравенство, ставшее следствием расизма. Берни Сандерс не решается высказаться в поддержку идеи о репарациях. Я думаю, он колеблется, потому что, по его мнению, при перераспределении ресурсов на основе исключительно социально-экономических критериев (а он единственный кандидат, который всерьёз хотел заняться их перераспределением!), итог наверняка окажется в пользу афроамериканцев.
Дебаты на эту тему не утихают на левом фланге. Но, пожалуй, это не центральная дискуссия нынешнего движения. Конечно, после гибели Джорджа Флойда призывы к репарациям зазвучали с новой силой. Но главным требованием манифестантов на улицах стало сокращение бюджетов муниципальной полиции (Defund the Police) или даже упразднение этих подразделений как таковых (Disband the Police). В обоих случаях речь идёт о перераспределении ресурсов: предлагается либо направить школам и больницам те средства, которые сейчас тратятся на содержание полиции, либо уволить всех сотрудников, а на их места взять специалистов по психическому здоровью и лечению от наркотической зависимости.
К.Д.: В чём вы видите особенность нынешнего движения?
Д.Г.: Я поражён той лёгкостью, с которой это движение смогло превратить тему полицейского насилия (так называемый «расовый вопрос») в социальное требование. Причём в очень радикальный запрос, ведь речь идёт не только о замене полиции как общественного института, но и о трансформации государства в социальное. Нередко полиция, а также тюрьмы, центры содержания мигрантов и армия функционируют в США как завуалированная система государства всеобщего благоденствия, но в первую очередь для белых. Во многих городках этой страны, населённых преимущественно белыми, людям просто негде работать, кроме как в тюрьме или центре временного содержания мигрантов. И для многих представителей разного цвета кожи служба в армии или в полиции – единственный шанс получить образование или социальный пакет. Вместе с тем для представителей наиболее бедных сообществ попадание за решётку – это неизбежное следствие неадекватной системы образования и недоступности рынка труда. Активисты антирасистского движения хотят, чтобы так больше не было.
К.Д.: В своей работе вы приводите слова Токвиля: «Если Америке суждено когда-нибудь пережить великие революции, они станут следствием проживания чернокожих на территории США. Это означает, что причиной станет не равенство условий жизни, а, напротив, их неравенство». Помогает ли это высказывание понять нынешнюю ситуацию и суть протестного движения, аналогов которому не было в новейшей истории страны?
Д.Г.: Это очень известная цитата Токвиля, её нередко понимают как «пророчество» гражданской войны в США, которая началась спустя двадцать лет после выхода второго тома «Демократии в Америке». Возвращаясь к вашему первому вопросу, замечу, что Токвиль рассматривает как основную движущую силу социального конфликта в США именно расовое, а не социальное неравенство. В этом смысле он описывает Америку такой, какой на протяжении долгого времени её представляла доминирующая идеология, то есть как страну, где каждый вправе рассчитывать на то, чтобы воспользоваться всё более обильными плодами её процветания.
Сегодня американцы неохотно верят в этот миф об обществе изобилия. Прошло более десяти лет со времён «возрождения», последовавшего за кризисом 2008 года, но проявления этого подъёма многие американцы, и в первую очередь афроамериканцы, на себе так и не ощутили. И вот теперь шок от эпидемии коронавируса разом уничтожил многие достижения экономики. Токвиль был прав, отводя расовому неравенству центральное место в зарождении конфликта, но он, похоже, ошибался, когда утверждал, что сегодняшним американцам есть что терять в социальном плане, и потому «революция» не в их интересах, пусть сейчас люди не совсем понимают, что же такое «революция».
Опубликовано 02/07/2020