Врач, заболевший коронавирусом при исполнении профессионального долга, испытывает широкую гамму чувств: тревога за себя и своих близких, чувство вины за уход с поля боя, гнев на преступную халатность власти, внутреннее противоборство профессионального понимания, что скорее всего болезнь пройдёт в лёгкой форме, и паники при воспоминании о молодых и здоровых людях, которые скончались на твоих глазах… Уже к 23 марта коронавирус унёс жизни пятерых врачей, с тех пор ситуация значительно ухудшилась, но насколько – не знает никто. Даже по оптимистическим подсчётам властей, заразились несколько тысяч врачей, однако точная цифра не называется…
«Юманите» собрала несколько историй, рассказанных врачами, которым самим пришлось стать пациентами.
Тысячи медицинских работников уже несколько недель ведут борьбу с вирусом, спасая пациентов. И заразились сами.
Сколько медиков, которые всеми силами боролись с Covid-19, и сами были инфицированы? Никто, судя по всему, не собирает эту важнейшую информацию. Во вторник Жан-Франсуа Дельфрэсси, председатель Научного совета, которому поручено консультировать правительство, назвал приблизительную (и оптимистичную) цифру — «несколько тысяч», объясняя этим необходимость принятого решения выдавать самые надёжные маски FFP2 в первую очередь медицинскому персоналу. 23 марта насчитывалось пять врачей, погибших от коронавируса. С тех пор никакой информации. L’Humanite предоставила слово медицинским работникам, заражённым Covid-19. Они рассказывают о симптомах болезни, о своих беспокойствах и о чувстве вины за то, что их коллеги теперь одни сражаются с эпидемией.
Набила Хамза-Бибу, 44 года, врач-терапевт, Страсбург:
«У меня проявились все симптомы Covid-19: затруднённое дыхание, потеря вкуса, обоняния, ломота и сильнейшая усталость. Было ощущение, что я пробежала марафон. Я задыхалась от малейшего усилия. Это случилось на выходных, 21-22 марта. С конца февраля я приняла на консультациях огромное количество пациентов, жаловавшихся на симптомы гриппа: 30-40 человек в день, намного больше, чем обычно. Я стала подозревать, что это ненормально, и на всякий случай решила не навещать своих родителей. Ограничилась разговорами по телефону. Я не думала, что на самом деле заболею, но опасалась, что могу стать разносчиком инфекции. Тогда все кругом говорили: «Если и подхватите его, то в этом нет ничего страшного». В действительности этот вирус меня совершенно разбил. Как только заболеешь, уже не можешь ничего делать, лежишь в кровати и не можешь даже приготовить себе еду. Я испугалась, что заражу мужа и детей, 11 и 14 лет. Пришлось объяснять им, что больше нельзя обниматься, есть за одним столом… Это было не так-то просто.
Учитывая количество принятых пациентов, я знала, что не выйду сухой из воды, потому что маски появились у нас только на третьей неделе марта — маленькая коробочка, 50 штук. Я раздавала их своим пациентам, у которых обнаруживались симптомы. И за полтора дня эта коробочка опустела. Я считаю, что мы слишком поздно среагировали на коронавирусную угрозу. И то, что медперсонал работал без масок – настоящий скандал. Нас отправили на войну безоружными, с пустыми руками. Я по-настоящему злюсь, потому что тоже очень боялась. Когда лежишь и на 8-ом дне болезни узнаёшь, что пятеро врачей погибли от вируса, становится не по себе… К счастью, у мня был пульсоксиметр для измерения уровня кислорода в крови, и я могла убедиться, что ещё не умираю. Но я ясно чувствовала, что эта болезнь сильнее меня».
Николя, 35 лет, медбрат, работающий в отделении реанимации на востоке Франции:
«У меня всё началось с кашля и усталости, без температуры. Несмотря ни на что, я чувствовал себя способным работать. Когда мне сказали, что тест дал положительный результат, у меня был шок. Я злился, что должен идти домой, стать бесполезным, оставить своих коллег. Конечно, важнее всего было не распространять инфекцию. Я получил двухнедельный больничный с момента появления симптомов, то есть с 18 марта. Мало-помалу усталость увеличивалась, появились ломота, головные боли, и в пиковый момент заболевания в течение двух дней мне было действительно тяжело. Малейшее усилие, даже несколько шагов, вызывало одышку. У меня кружилась голова и были сильнейшие боли в области живота, как будто колики в боку, из-за которых я не мог встать с постели. Когда пик заболевания был пройден, моё состояние стало быстро улучшаться. Я смог выйти на два дня раньше, чем ожидал, и заменить отсутствовавших коллег, которые тоже заразились. И работа пошла.
В момент обострения я спрашивал себя, чем всё это может закончиться. Нам не хватает широкого взгляда на этот весьма странный вирус. Симптомы очень переменчивы. Я видел в своём отделении реанимации молодых людей, не имевших никаких проблем со здоровьем, у которых вирус протекал в очень тяжёлой форме, иногда даже с летальным исходом. За два дня до моего ухода на больничный у нас был такой случай. Невозможно не думать об этом, когда заболеваешь сам. Быть врачом в подобной ситуации – это и хорошо, и плохо: лучше понимаешь симптомы и болезнь, имеешь доступ к исследованиям, но при этом видишь, работая в реанимации, к чему может привести этот вирус самых тяжёлых пациентов. Это палка о двух концах. Я возвращался на работу в смешанных чувствах: с одной стороны, боялся туда идти, потому что сейчас очень напряжённое время, и я не знал, достаточно ли я окреп, чтобы выдержать такой ритм; с другой стороны, я был очень рад снова увидеть коллег и продолжить бой с этим вирусом».
Джованна Мелика, 44 года. врач-иммунолог больницы Анри-Мондор (Кретей):
«Я начала кашлять 22 марта, а в понедельник смогла пройти тест. Результат был позитивный. Я сразу же изолировалась дома. У меня была двойственная реакция: рациональная часть меня говорила, что всё будет хорошо, переболею в лёгкой форме, как и большинство заражённых. Но другая часть начала паниковать, поскольку я видела много тяжёлых пациентов в своём отделении. Мы чувствуем себя уязвимыми и, несмотря на наши медицинские знания, не можем не думать о худшем. Тем более, что этот вирус поражает, и иногда очень сильно, даже молодых пациентов с крепким здоровьем. Не знаю, заразилась ли я им в отделении, или дома, от детей. Вирус распространился в их школе. Мне повезло переболеть без температуры, я потеряла вкус и обоняние. Кстати, они пока не вернулись.
Когда ты и врач, и больной, возникают очень противоречивые чувства. Ты знаешь, что нужно обязательно брать больничный, чтобы не заразить других. Но вместе с тем испытываешь чувство вины за то, что ушёл с поля боя. Хотя это совершенно бессмысленно: инфекция не исчезнет за пару дней, и необходимо продержаться до самого конца, работать посменно, отдыхать. Можно ли было лучше подготовиться к этой эпидемии? Предупреждающими мерами пренебрегли, это точно. А ведь Италия показала нам, что может случиться. Она располагает примерно такими же средствами, что и Франция, но всё равно получился эффект пороховой бочки. А мы всё медлили, ждали… Режим изоляции ввели 17 марта, но было уже поздно. Я не могу понять подобное бездействие».
Опубликовано 09/04/2020