28 сентября 1939 года группа французских депутатов-коммунистов направила председателю Палаты депутатов Эдуару Эррио письмо с требованием прекратить войну с Германией. Коминтерн назвал это письмо политической ошибкой. Так оно и было: помимо прочего, это письмо стало предлогом для буржуазного правительства обрушить на коммунистов доселе невиданные репрессии с энергией, которой в это время так не доставало на фронтах «странной войны». Тысячи коммунистов были брошены за решётку, а те из руководителей партии, кто остался на свободе, были вынуждены бежать из страны или перейти на подпольное положение.
Однако начались репрессии ещё раньше: после того, как ФКП приветствовала заключение пакта о ненападении между СССР и Германией, позволившего Советскому Союзу выиграть время для подготовки к войне. Практически сразу после этого была запрещена газета «Юманите» и другая коммунистическая пресса, а через месяц последовал и запрет самой ФКП. В этих условиях депутаты от запрещённой партии объявили о создании новой организации, тогда-то одним из депутатов и было подготовлено это письмо.
Ирония истории заключается в том, что именно коммунисты составили костяк Сопротивления, а те, кто развернул травлю против них, до того участвовали в Мюнхенском сговоре, открыв Гитлеру возможность нарастить силы и начать мировую войну, а также требовали оказать поддержку в зимней войне Финляндии – союзнице Третьего Рейха. Немало было среди гонителей и тех, кто вскоре стал коллаборационистом, встав на путь сотрудничества с оккупантами.
Чтобы уничтожить запрещённую к тому времени ФКП, поддержавшее Мюнхенский сговор правительство после подписания пакта о ненападении между Берлином и Москвой взялось за депутатов. Их судили военным трибуналом, за закрытыми дверями…
20 марта 1940 года, в тот день, когда в военном трибунале Парижа начался процесс по делу 44 депутатов-коммунистов, обвинявшихся в государственной измене, глава правительства Эдуар Даладье, старательно готовивший это разбирательство, решением Палаты депутатов был отправлен в отставку. Большинство участников этого заседания, с которого 74 депутата-коммуниста были изгнаны за отказ осудить советское военное вторжение в Финляндию, упрекали Даладье за то, что он не отправил войска на помощь финской армии. Бедняга! Он собирался это сделать, но не успел, так как Хельсинки и Москва заключили мир (1).
Политику не дано предугадать, чем обернутся его решения и какой след они оставят в истории. Осуждённые, посаженные за решётку, ушедшие в подполье, 44 депутата- коммуниста были амнистированы генералом Де Голлем в 1943 году. Среди них был Амбруаз Круаза, вошедший в историю как основатель французской системы социального обеспечения. А имя Даладье ассоциируется с Мюнхенским сговором и только с ним.
26 сентября 1939 года Даладье издал указ о запрещении Французской коммунистической партии (ФКП) в связи с тем, что она поддержала пакт о ненападении, подписанный 23 августа министрами иностранных дел Германии и Советского союза. Правые и определённая часть находившихся у власти радикалов требовали запретить партию ещё в 1938 году, после подписания Мюнхенского соглашения. Гонения на членов ФКП шли полным ходом: 26 августа была запрещена газета L’Humanité, за период с 26 августа по 7 сентября в одном только департаменте Сена коммунистам было вынесено 135 обвинительных приговоров, запрет на проведение собраний, установленный 27 августа, лишил партию возможности публично выражать свою позицию.
Оставался только Парламент. 27 и 28 сентября депутаты-коммунисты, находившиеся в Париже, проводили собрания, на которых было принято решение о формировании нового объединения. 29 сентября «Официальный бюллетень» сообщил о создании Группы французских рабочих и крестьян, программа которой, чтобы в ней нельзя было усмотреть связь с III Интернационалом, была позаимствована у Французской рабочей партии Жюля Геда образца 1890 года. Группу возглавил Артюр Рамет, а Флоримон Бонт стал её генеральным секретарём.
28 сентября Москва и Берлин подписали договор о границах, а Гитлер в Рейхстаге призвал Францию и Англию вступить в мирные переговоры. Жак Дюкло выдвинул предложение, поддержанное Морисом Торезом, от имени группы обратиться к председателю Палаты депутатов Эдуару Эррио. «Жак подготовил и осуществил успешное начинание. Я одобрил его идею о том, чтобы направить письмо Эррио», – писал Торез (2). Это «письмо в адрес Эррио» подписали 44 из 74 депутатов от ФКП. Некоторые не смогли поставить свои подписи, потому что были на фронте, другие не одобрили его содержание. В общей сложности 27 депутатов и один сенатор отказались подчиниться руководству партии.
Авторы обращения утверждали, что длительная война будет губительной для Франции, «поставит под удар её будущее и демократические свободы», вовлечёт страну «в рискованную авантюру и в худшую из катастроф». Они считали возможным быстро достичь «справедливого и устойчивого мира, (потому что) поджигателям войны в империалистических странах и в гитлеровской Германии, раздираемой внутренними противоречиями, противостоит мощь СССР, способного обеспечить проведение политики коллективной безопасности, направленной на сохранение мира и независимости Франции».
Члены Коминтерна в условиях советско-германского пакта соглашались со Сталиным в том, что начавшаяся война была «межимпериалистическим» конфликтом. 3 октября 1939 года секретариат Коммунистического интернационала направил Дюкло, Рамету и Бонту телеграмму, в которой говорилось: «Считаем письмо Рамета к Эррио ошибкой. Французские коммунисты не могут инициировать заключение мира между буржуазными правительствами Франции, Англии, Германии, и не могут нести за него ответственности, поскольку это империалистический мир — источник новых войн (3)».
С формальной точки зрения письмо, адресованное Эррио, не противоречило закону, однако Даладье, его друзья из числа правых и левых, и пресса воспользовались им как предлогом для того, чтобы обвинить ФКП в «измене» и объявить коммунистов «врагами Франции». Репрессии усилились. В марте 1940 года министр внутренних дел Сарро сообщил: «Приостановлена деятельность 300 муниципальных советов, возглавляемых коммунистами. 2 778 коммунистов в органах власти отстранены от должностей. Закрыты ежедневные издания L’Humanite (тиражом 500 000 экземпляров) и Ce Soir (тиражом 250 000 экземпляров), а также 159 других «листков». Прекращена деятельность 620 профсоюзов. Проведено 11 000 обысков. Распущено 675 политических объединений. По данным на 7 марта (1940 года) арестовано 3 400 активистов. Зафиксировано много случаев интернирования в концентрационные лагеря. На чиновников из числа коммунистов наложено 10 000 взысканий».
Среди представителей органов власти, отстранённых от своих должностей, были и депутаты. 16 января 1940 года Этьен Фажон, будучи уволенным, под возгласы неодобрения поднялся на трибуну Палаты после того, как один из её членов потребовал «расстреливать их в затылок» (4). Фажон выступил против преследований, которым подвергались его товарищи. Он заявил, что, «с точки зрения империалистов в Париже и в Лондоне, территория Финляндии представляет собой удобную позицию для возможного нападения на Советский Союз» и резко осудил войну. Парламентарии проголосовали за то, чтобы лишить мандатов депутатов от Группы французских рабочих и крестьян. Бонт и Фажон, подписавшие обращение к Эррио, были немедленно арестованы.
Тем временем начались гонения против Группы французских рабочих и крестьян на том основании, что письмо к Эррио являлось нарушением указа о запрете деятельности ФКП. Полковник Лорио был назначен комиссаром от правительства (прокурором) в военном суде, расследование было поручено капитану де Муассаку. Он спросил у всех подследственных, отрицают ли они свою причастность к «мировой КП (буквально!), одним из отделений которой является ФКП», отрекаются ли они от идей Интернационала, от советско-германского пакта, от письма к Эррио (5).
Процесс начался 20 марта 1940 года и продлился до 3 апреля. Первые заседания проводились в открытом режиме. Известный журналист Мадлен Жакоб, работавшая в газете Ce Soir под руководством Луи Арагона и Жан-Ришара Блоха до её закрытия, освещала ход процесса на страницах издания l’Oeuvre, которое в то время ещё не находилось в руках Марселя Деа. В своих воспоминаниях она писала: «Председателем был полковник с красивой фамилией Гафажоли. С самого начала заседания он пытался оказать давление на обвиняемых. Чтобы было понятнее, в какой обстановке проходило судебное разбирательство, достаточно привести несколько деталей: обвиняемым запрещалось делать некоторые политические заявления, запрещалось упоминать имена людей, которые, по словам председателя, не имели отношения к заседанию. Все всё поняли. И с первой же минуты процесса каждый внимательно следил за его развитием».
Среди адвокатов ответчиков половину составляли коммунисты, возглавляемые Марселем Вилларом, остальные коммунистами не были. В их числе – блестящий юрист Александр Зеваэс. В ответ на требование Гафажоли продолжать процесс за закрытыми дверями мэтр Зеваэс заявил: «Господа, мне нелегко напоминать вам об этом, но только одно нашумевшее дело рассматривалось за закрытыми дверями. Я имею в виду заседание 22 декабря 1894 года по делу капитана Альфреда Дрейфуса в первом военном трибунале, заседавшем на улице Шерш-Миди. (…) Поэтому я вправе сказать вам: «Ни закон, ни юриспруденция, ни история не дают оснований для того, чтобы закрыть двери зала суда, как вы того требуете. Так почему же вы этого требуете? Я скажу вам, почему. Да, скажу, почему вы этого добиваетесь. Потому что опасаетесь, что некоторые высказывания обвиняемых будут иметь широкий резонанс. Потому что опасаетесь отклика, который получат их слова в общественном мнении. Потому что опасаетесь, как бы этот зал суда не превратился в площадку для дискуссий. (…) Ваше требование о ведении процесса в закрытом режиме уже с первого заседания свидетельствует о вашей неспособности обосновать обвинения, которые выдвинуты против этих людей. Ваше требование закрыть двери в зал суда говорит о несостоятельности обвинения».
Адвокат был прав. Даладье настаивал на ведении этого процесса, чтобы окончательно уничтожить коммунистическую партию и создать новый «священный союз» против ФКП и против немцев, которым была объявлена война, так, впрочем, и не начавшаяся. Процесс за закрытыми дверями лишал бы возможности достичь этих целей. Коммунисты рассматривали этот процесс как удобную возможность для выражения своей позиции и публичного осуждения войны, которую Интернационал считал «империалистической». Заседания в закрытом режиме не позволяли этого сделать. Им приходилось тайно распространять листовки, чтобы сообщать о том, что говорили парламентарии в зале суда. Это было непросто и не очень эффективно, тем более, что многие активисты пребывали в замешательстве после подписания пакта и начала войны.
Депутаты Флоримон Бонт, Франсуа Бийу, Этьен Фажон, Вальдек Роше и другие горячо отвергали обвинения в предательстве, защищали политику партии и Коминтерна, а также выражали солидарность с Советским Союзом. Жак Дюкло, который узнал о дискуссии, находясь в Брюсселе, с удовлетворением писал Бенуа Фрашону, руководившему партией в Париже: «Наши товарищи подтвердили свою верность партии, Советскому Союзу, товарищу Сталину и выступили против правительства». Вместе с тем Дюкло полагал, что следовало бы меньше заявлять о «патриотизме» и выступить против Даладье, «обвинив его в подготовке империалистической войны».
В итоговом заявлении от имени всех обвиняемых Франсуа Бийу осудил весь это процесс: «Мы арестованы и подвергаемся гонениям за то, что мы — коммунисты, за то, что остались коммунистами вопреки уговорам, угрозам, репрессиям…»
3 апреля 1940 года 36 депутатов-коммунистов были приговорены к пяти годам тюремного заключения. Кроме того, каждый из них должен был выплатить штраф в размере 5 000 франков и лишался своих гражданских и политических прав (в отношении девяти из них, включая Тореза и Пери, решение было вынесено заочно). Ещё восемь депутатов, в том числе инвалиды Первой мировой войны (Пьер Дадо, потерявший в боях ногу, Феликс Брен, лишившийся обеих ног, брат Жака Дюкло Жан с изуродованным лицом), а также трое парламентариев, которые отреклись от партии, были приговорены к условным срокам, но арестованы вместе с остальными. Большинство осуждённых после скитаний по французским тюрьмам в конечном счёте были интернированы в Алжир.
Вспоминая об открытии процесса, Мадлен Жакоб рассказывала: «В глубине зала, за парапетом, где стояли зрители, мальчишка лет 14-15, который выглядел ещё моложе, с неотступным вниманием следил за ходом обсуждения. Он был сыном одного из обвиняемых. Этого парнишку звали Ги Моке…»
(1) См. выпуск «l’Humanité Dimanche» № 690 от 9 января 2020 года: статья Бернара Фредерика «Janvier 1940, les Finlandais font reciler l’Armée Rouge».
(2) «Cahiers d’histoire de l’Institut Maurice Thorez», № 14, 1983
(3) Centre russe de conservation et d’études des documents d’histoire contemporaine (CRCEDHC) et «Moscou-Paris-Berlin, télégrammes chifrés du Kominterne». Tallandier. Paris, 2003
(4) Annales de la Chamnre des Deputés, 16 législature: débats parllementaires. 1940, Paris, 1946.
(5) Протоколы допросов, хранящиеся в Национальном архиве.
Опубликовано в воскресном выпуске за 19 – 25 марта 2020 г.