Сооружение этой якобы несокрушимой «великой стены», спланированное ещё в 1920-х и начатое в 1930-х годах, потребовало огромных средств, нехватка которых очень скоро стала ощущаться со всей остротой. Строительство растянулось на десять лет, в течение которых французские власти не учитывали развитие военных технологий и…на намерения Гитлера.
14 января 1930 года президент Франции Гастон Думерг подписал закон об «укреплении границ», а чуть раньше, 28 декабря 1929 года, Палата депутатов и Сенат одобрили предоставление кредитов, запрошенных министром обороны Андрэ Мажино (тогда речь шла о выделении 2,9 миллиарда франков (1,569 миллиарда евро) в течение пяти лет).
«Палата готовится к «очередной войне». Четырнадцать новых военных кораблей, 3 миллиарда на укрепление границ», – с таким заголовком на первой полосе вышла газета «L’Humanité» 29 декабря 1929 года, а перевернув страницу, её читатели могли прочитать следующее: «В бюджет французского империализма поступят миллиарды франков».
Глава нижней палаты Парламента, республиканец-социалист Фернан Буиссон предложил провести открытое голосование – такова была его реакция на сомнения и недовольство 14-ти депутатов (в первую очередь социалистами из Французской секции Рабочего интернационала и коммунистами). В результате было дано добро на финансирование будущей линии Мажино. Её сооружение началось в январе 1930 года и продолжалось до 1940-го. Это был самый грандиозный проект Франции того времени. На строительстве трудилось до 200 000 рабочих, а его итоговая стоимость превысила 5 миллиардов франков (около 2 миллиардов евро).
С политической и моральной сторон линия Мажино было мифом, которым правительство упивалось и которым одурманивало общественное мнение. С военной же точки зрения она стала огромной ошибкой, отражением примитивной военной мысли как штабного командования, как и сменявших друг друга министров обороны. Всё это оказалось на руку тем, кто в 1939 году (и даже раньше) отдал предпочтение Гитлеру, а не Народному фронту.
Известный историк, участник движения Сопротивления Марк Блок, расстрелянный немцами 16 июня 1944 года, по горячим следам (с июля по сентябрь 1940 года) анализируя причины фатального поражения французской армии, писал: «Если нам не хватало танков, самолётов или тягачей, то причину следует искать в первую очередь в том, что мы закатали в бетон наши ресурсы (деньги и рабочую силу), а ведь они не бесконечны, не позаботившись о том, чтобы укрепить нашу границу на севере, где она так же уязвима, как и на востоке. А ещё в том, что нас приучили возлагать все надежды на линию Мажино, построенную ценой больших затрат, в окружении пропагандистской шумихи. Но из-за того, что левый её часть оказался слишком коротким, обойти её не составило труда (…). И всё потому, что в последний момент было решено поспешить с заливкой бетона в оборонительные сооружения на севере, а они, будучи должным образом защищёнными только спереди, подверглись нападению сзади». (1)
Всё началось вскоре после Первой мировой войны. Поскольку Франция «одержала в ней победу», штаб избрал стратегию державы-победительницы: «следующая» война будет развиваться по такому же сценарию, как и предыдущая; «боши» нападут с востока и будут остановлены… оборонительными укреплениями. В обществе разгорелись дебаты, многие не соглашались с таким видением ситуации, но в целом удалось достичь согласия, которое, благодаря пропагандистским приёмам, распространилось в прессе, общественном мнении, «политических кругах», но только не в созданной незадолго до этого Французской секции Коммунистического интернационала (ФСКИ), то есть в будущей Французской коммунистической партии, занимавшей резко антивоенную позицию. Линия Мажино подобно «великой стене» должна была защитить и мир, и Францию.
В конце 1920-х годов было решено поторопиться. Из-за падения рождаемости во время войны численность населения уменьшилась. Из Рейнской области выводились оккупационные войска (1930 год) в соответствии с Версальским договором, а обстановка в Германии оставалась напряжённой. Поэтому в начале 1930 года сооружение оборонительной линии, отдельные элементы которой существовали с 1920-х годов, было объявлено приоритетной задачей.
Это был масштабный проект: целый комплекс хорошо оснащённых фортификационных сооружений (бункеры, подземные казематы, подвалы), протянувшихся полосой вдоль восточной границы, от Ниццы до Дюнкерка.
Но в 1929 году разразился кризис, за которым последовала длительная череда проблем в промышленности. И хотя деньги на строительство выделялись щедро, их всё равно не хватало. В Генеральном штабе было решено, что в укреплении Арденн нет никакой необходимости, так как они представляют собой естественную непреодолимую преграду. Бельгия, которая к тому времени ещё не объявила о своём «нейтралитете» (1936 год), выражала недовольство в связи с намеченным строительством укреплений вдоль её границы с Францией… на этой границе было размещено несколько разрозненных оборонительных сооружений, которые в дальнейшем оказались совсем, или почти совсем, бесполезными.
Наконец известие о том, что Рейх активно вооружается, а его фюрер вынашивает завоевательные планы, вызвало обеспокоенность. В то время у власти находился Народный фронт. Укрепление линии Мажино сопровождалось модернизацией вооружённых сил. Коммунисты, будучи антимилитаристами и пацифистами, выступали против политики «национальной обороны» т вяло принимали участие в происходящем, не забывая о своих принципах. Незадолго до этого «Интернационал» стал ассоциироваться с «Марсельезой», флаг Коммуны – с цветами революции, дух победы при Вальми мог воскреснуть.
«Коммунисты внесли ряд довольно конкретных предложений по усилению линии Мажино, – писал историк Жорж Видаль. – В ходе ознакомительной поездки армейской комиссии на укрепления на востоке страны Гастон Корнавен (2) заметил, что огневые возможности недостаточны, и предложил установить более мощные артиллерийские орудия, а также усилить оборону в районе Базеля. (…) При этом коммунисты были уверены в том, что французская военная мощь не безупречна». (3)
Это мнение разделяли также те люди, которые, в отличие от капитана Де Голля, не считали необходимым развивать бронетанковые войска. «Они полагали, – пишет Жорж Видаль, – что самым слабым звеном французских вооружённых сил была авиация, и что Генеральный штаб уделял недостаточно внимания модернизации армии». В то же время, в статье Люсьена Сампэ, опубликованной в «L’Humanité» 5 августа 1936 года, приводится цитата из письма одного офицера, озабоченного слишком малым количеством танков: «Мы выводим четыре кавалерийские дивизии против четырёх немецких танковых дивизий, состоящих из более чем 600 единиц бронетехники. Кавалерия против танков – уму непостижимо!» (4)
Авиация и танки. Уже в ходе парламентских дебатов в декабре 1929 – январе 1930 гг. многие депутаты, социалисты и коммунисты, говорили, что смешно рассчитывать на фортификационные сооружения в век авиации, и что в современном мире война не может основываться только на обороне. «Вы собираетесь построить стены такой высоты, чтобы они препятствовали полётам самолётов?» – с иронией спросил депутат-коммунист от департамента Нор Огюстен Дезоблен, прервав выступление министра обороны Мажино. (5) «Сомневаюсь, что если снова начнётся война, – вторил ему социалист Рене Бюртен (…), – то она будет проходить в точности как та, которую мы уже пережили. Ведущая роль в ней будет принадлежать авиации».
К этим высказываниям тогда не прислушались, а между тем они уже тогда понимали, чем может стать современная война. Прошло совсем немного времени, и наступил 1933 год. В Германии к власти пришёл Гитлер. В государственных канцеляриях и раньше читали «Майн Кампф». Тогда ещё можно было изменить соотношение сил, подготовить новую военную доктрину. Но люди попались на крючок. И замолчали. А что было дальше всем нам известно.
И всё же… В 1936 году министр авиации Пьер Кот, который после войны станет основателем Прогрессивного союза, близкого к ФКП, пытался развивать авиацию. Он прилагал усилия к тому, чтобы содействовать обучению пилотов из числа рабочих, стремясь «демократизировать» среду авиаторов. Коммунисты поддержали его проект. Они стали создавать авиаклубы. Среди молодых людей, получивших в них подготовку, был и металлург с завода «Рено» Марсель Альбер, будущий ас франко-советской эскадрильи «Нормандия-Неман».
В своей книге под названием «Achtung Panzer» («Внимание, танки!»), опубликованной в 1937 году, немецкий генерал Гейнц Гудериан, бывший в то время начальником штаба танковых войск, писал: «Сделав авиацию и танковые подразделения своим основным оружием, мы попытаемся использовать новые пути, выработать быстрое тактическое решение и немедленно применить его в стратегическом плане. Увенчаются ли успехом наши усилия? Только война даст ответ на этот вопрос».
26 апреля 1937 года, в ярмарочный день, четыре авиационных эскадрильи немецкого легиона «Кондор» разбомбили испанский город Гернику. Атака продолжалась более трёх часов. Под бомбёжкой погибли тысячи мирных жителей, женщин, детей. Это чудовищное событие вдохновило Пикассо на создание одного из самых известных его полотен. Но даже тогда мало кто осознал, что такой же ужас ожидает и всю Европу.
10 мая 1940 года, после нескольких месяцев войны, получившей название «странной», потому что она как будто бы не велась, хотя Польша уже истекала кровью, войска Вермахта перешли в наступление. Они двинулись вперёд через Люксембург, Бельгию и Нидерланды. В обход линии Мажино. Они наносили удары по Арденнам, тем самым горам, которые французский Генеральный штаб, в том числе небезызвестный Петен, ранее объявили непреодолимой преградой на пути врага. Совместные действия танковых и авиационных подразделений доказали свою эффективность. Седан был захвачен, как это уже происходило ранее, в 1870 году.
Прорыв через Седан позволил войскам Вермахта обойти линию Мажино. Поскольку граница с Бельгией не была защищена, танки ринулись во Францию по открытому участку пути, а тем временем немецкие пикирующие бомбардировщики наносили удары с неба. Враги не стали атаковать линию Мажино напрямую. Повсюду происходили сражения, порой очень ожесточённые, в которых французы неизменно проявляли отвагу. Оборонительные укрепления уцелели. Немцы атаковали их в обход. Последние французские солдаты сдались лишь через несколько дней после того, как Петен подписал перемирие и сдал страну Гитлеру.
Разве могла линия Мажино оказаться полезной, если заведомо был взят курс на поражение: сдать Гитлеру Чехословакию, отказаться от военного союза с СССР, позволить за несколько недель задушить Польшу и форсировать Рейн, в то время как нацистские войска были сосредоточены на востоке?
Нацисты разобрали оборудование и оружие «великой стены», чтобы использовать их… при сооружении оборонительных укреплений на Атлантике. Сегодня посмотреть на остатки укреплений приезжают туристы. Это дорогая экскурсия. За неё заплачено кровью и золотом французского народа.
(1) Marc Bloch, «l’Etrange Defaite», Folio histoire Gallimard, 1990
(2) Гастон Корнавен был депутатом от департамента Шер. В 1940 году арестован вместе с другими парламентариями-коммунистами, депортирован в Алжир и умер в 1945 году от последствий тюремного заключения.
(3) «Le PCF et la defense nationale 1934-1939», de Georges Vidal, in «Guerres mondiales et conflits contemporains», PUF, 2004/3, № 215
(4) «Democratiser l’armee, c’est aussi la moderniser», «L’Humanité», 5 августа 1936 года.
(5) «Journal officiel» от 28 декабря 1929 года.