Беата дала пощёчину бывшему нацистскому канцлеру. Серж сохранил память о 76 000 евреев, депортированных из Франции, среди которых было 11 000 детей. Уже более полувека эта франко-германская супружеская пара не даёт спокойно жить стареющим нацистам, чьи преступления остались безнаказанными. Наши корреспонденты побеседовали с супругами Кларсфельд, посвятившими 60 лет своей жизни привлечению к ответственности бывших нацистов.
Корреспонденты: Семьдесят пять лет тому назад Красная армия освободила концлагерь «Аушвиц-Биркенау». Мир узнал об ужасах Холокоста и уничтожении 6 миллионов евреев. Усвоены ли сегодня уроки истории, или страшное чудовище ещё может восстать из пепла?
Серж Кларсфельд: Сегодня о Холокосте известно очень многое, опубликованы десятки тысяч книг, написаны диссертации, созданы крупные архивы, во многих странах созданы мемориалы. В этом смысле поводов для беспокойства я не вижу. Проблема связана скорее с политическими условиями, из-за которых в некоторых странах память о Холокосте может быть утрачена или искажена, если к власти придут правые радикалы. Пятьдесят лет тому назад они набирали 2 % голосов, а сегодня в отдельных странах имеют уже от 30 до 40 %, и это становится опасным. Такая угроза существует и во Франции, где предпринимаются попытки реабилитировать Петена и отрицать прошлое. Это очень опасно. Ни в коем случае нельзя забывать о том, что Холокост стал проявлением человеческого ничтожества.
КОР.: Сегодня речь идёт о том, чтобы найти новые способы сохранения памяти о самом ужасном преступлении ХХ века. Как будут передаваться воспоминания о нём после смерти последних свидетелей тех событий?
С.К.: Каждый год Освенцим посещают 3 миллиона человек, но менталитет современной молодёжи вызывает опасения, ведь эти люди не знали войны и считают само собой разумеющимися те блага, которые мы воспринимаем как чудо: гражданские свободы, правосудие, социальную защищённость, права человека. Перед европейцами стоит дилемма: защищать ценности Евросоюза или превратить Старый свет в оплот праворадикальной идеологии, где каждая страна сама по себе, как это было в 1930-е годы. В таких условиях память о Холокосте не должна сводиться только к датам и фактам. Нужно извлекать из неё уроки и действовать. Ни к чему накапливать знания, оставаясь при этом оставаться пассивными. Это вопрос воспитания. К мемориалу жертвам Холокоста идут дети, полицейские, судьи… Но с чем они выходят оттуда? Способно ли увиденное там удержать карающую руку полицейского на демонстрации? В таких странах, как Франция и ФРГ, сделано очень много: сняты художественные и документальные фильмы, написаны книги и школьные учебники… Но одновременно в этих странах пользуются широкой поддержкой «Национальное объединение» и «Альтернатива для Германии».
КОР.: Почему после Холокоста антисемитизм и расизм не исчезли? Продолжаются попытки переписать историю. Вслед за Польшей Литва разрабатывает закон, снимающий с руководства этой страны всякую ответственность за геноцид евреев, а власти Венгрии реабилитировали Хорти…
С.К.: Люди, чья жизнь лишена порядка, не имеющие ничего за душой, не получившие образования, становятся лёгкой добычей для разного рода демагогов. Некоторые из них, столкнувшись с трудностями, начинают ненавидеть евреев или какой-либо другой народ. И они голосуют за националистов. В Литве было убито около 95 % евреев, в Польше – почти 90 %, потому что в этих странах антисемитизм проявлялся очень активно. Здесь происходили погромы, многие были настроены враждебно по отношению к евреям, считая их совершенно чуждыми
элементами. К счастью, во Франции закон Гэсо защищает евреев от попыток оспорить совершённые в отношении них преступления против человечности. Но с появлением социальных сетей обойти запрет стало несложно. Раньше нигилисты и ревизионисты могли разослать десять или двадцать анонимных писем, а сегодня социальные сети дают им возможность отправлять тысячи таких посланий одним нажатием клавиши. У них появилась огромная площадка для самовыражения.
КОР.: Вы немало сделали для того, чтобы добиться признания вины французских властей за депортацию евреев, что было отмечено в выступлении президента Республики Жака Ширака 16 июля 1995 года. Вы придаёте этому факту большое значение?
С.К.: Да. Во время войны Ширак был ребёнком. В те годы у него на глазах происходило противоборство двух Франций: той, что поддерживала маршала Петена, и той, что была за генерала Де Голля, где разворачивалось Сопротивление. Для него признание этого факта выглядело естественным. Де Голль полагал, что существует только одна Франция – та, символом которой был он сам. Но это не так. В битве при Бир-Хакейме в июне 1942 года участвовала свободная Франция, а месяцем позже произошла облава в Вель-д’Ив, и это уже была петеновская Франция. Две части страны противостояли друг другу. Победу одержала Франция рыцарей, однако всё то, что сделали Петен и Пьер Лаваль, тоже связано с Францией. Это и признал Ширак, который, будучи школьником, смотрел на стене своего класса на портрет Петена. Сегодня же велика вероятность того, что на пост президента может быть избрана Марин Ле Пен, а она стала бы рассуждать иначе. Она повторяла бы бесстыдную ложь Земмура, по словам которого, столкнувшись с угрозой ареста живших во Франции евреев, Петен «нашёл в себе смелость» согласиться на то, чтобы французская полиция арестовывала семьи евреев-иностранцев и их детей-французов.
КОР.: Господин Клайсфельд, огромная работа, проделанная вами при составлении списка, в который вошли 76 000 имён евреев, депортированных из Франции, помогла восстановить правду о Холокосте. Этому упорному сражению вы посвятили всю жизнь…
С.К.: Я приступил к составлению списка в то время, когда мы вели работу по привлечению к суду нацистских преступников, организовавших депортацию людей из Франции. Я подумал, что будет правильно, если на процессе смогут присутствовать все, и все действительно были на нём благодаря книге «Воспоминания о депортации евреев из Франции». В суде приняли участие сотни гражданских истцов – живых свидетелей, а также все те, кого вывезли из Франции. Нам удалось восстановить имя каждого убитого, дату и место его рождения, указать, каким эшелоном он был депортирован. Такая работа была проделана впервые. Я также подготовил «Воспоминания о детях». Нам удалось собрать 5 000 фотографий 11 400 депортированных детей с документами на каждого из них, из которых можно узнать, где был схвачен тот или иной ребёнок, в каком населённом пункте, на какой улице, каково было его гражданское состояние. Мы нашли свидетельства о рождении 8 000 из этих детей. Это было совершенно необходимо. Нам понадобилось около сорока лет на то, чтобы составить список, восстановить генеалогические связи и получить информацию о семьях, члены которых часто оказывались разлучёнными из-за того, что их везли разными поездами. В своей работе «Виши-Аушвиц» я сумел наконец рассказать о том, что правительство Виши сыграло ведущую роль в депортации, а также о том, как вели себя жители Франции: в большинстве своём они были настроены позитивно и помогли выжить трём четвертям французских евреев.
КОР.: Вы с супругой неустанно обращали внимание общественности на то, что бывшие нацисты и коллаборационисты чувствуют себя спокойно, а нередко даже продолжают занимать самые высокие посты. Сейчас трудно поверить в то, что Морис Папон служил префектом полиции, а Курт Вальдхайм был генеральным секретарём ООН и т. п.
С.К.: В 1950-х–1960-х годах многие бывшие нацисты оставались во власти или возвращались на высокие должности. Во Франции Де Голль обновил кадровый состав многих префектур. На антиеврейскую деятельность тогда закрывали глаза. Игнорировать тех, кто в прошлом выступал против движения Сопротивления, было сложнее, так как их прежние оппоненты, вернувшиеся с войны, могли сказать своё слово. Еврейские семьи были истреблены, уничтожены, они не смогли получить судебные постановления на всех префектов, занимавших свои должности в 1942 году, а между тем все эти чиновники, кроме префекта Корсики, арестовывали евреев. Поэтому процесс по делу Папона имел очень большое значение, поскольку в годы войны он был высокопоставленным функционером режима Виши и выполнял распоряжений, полученные от этого правительства.
КОР.: Госпожа Кларсфельд, пощёчина, которую вы влепили канцлеру Конраду Кизингеру в 1968 году со словами «Нацист! Убирайся!», получилась очень звонкой. Это была пощёчина всем нацистам, занимавшим посты в органах государственной власти ФРГ. Осознавали ли вы в тот момент историческое значение этого поступка? Антифашисты считают вас совестью своего движения, и в 2012 году левая германская партия «Die Linke» поддержала вашу кандидатуру на пост главы государства…
Беата Кларсфельд: Эта пощёчина была символическим жестом, которым немецкая молодёжь нанесла удар по поколению своих родителей, поддержавших нацизм. Меня упрекали в жестокости, но настоящая жестокость состоит в том, чтобы навязывать молодым людям в качестве канцлера бывшего нацистского пропагандиста. Меня приговорили к тюремному заключению на год без права на досрочное освобождение. Поскольку я имела французское гражданство, приговор был пересмотрен. Но этот случай возымел международный резонанс. В благодарность за то, что я сделала, немецкий писатель Генрих Бёлль прислал мне пятьдесят роз. Очень скоро мы поняли, что это был исторический момент. Серж сказал мне тогда: «Это был самый «исторический» поступок в твоей жизни!».
КОР.: Вы упорно боролись за выдачу всех нацистских преступников, находившихся под защитой диктаторов в разных странах мира…
Б.К.: В то время Бруннер находился под защитой Асада в Сирии, Клауса Барби приютил в Боливии диктатор Уго Бансер, подобное сделали Пиночет в Чили и Перон в Аргентине. Я боролась повсюду, и мне удалось найти в Парагвае Йозефа Менгеля. Диктаторские режимы оказывали покровительство нацистским преступникам. Но и в Германии высокопоставленные нацистские чиновники, принимавшие решения, также находились под защитой. В ФРГ до сих пор судят рядовых исполнителей приказов, которые в то время были совсем молоды, однако в 1960-х– 1970-х годах главные преступники избежали приговоров… Нам удалось добиться суда над Гербертом Хагеном и Куртом Лишкой. Мы никогда никого не осуждали без доказательств. Не желая мириться с тем, что видели, мы вели борьбу, чтобы заставить политические круги Германии сделать то, что они должны были сделать, то есть покончить с соглашениями, помогавшими защищать преступников, и привлечь их к ответственности.
Жан-Поль Пьеро, Орельен Сушейр
Опубликовано 27/01/2020