Ультрацентризм Макрона – ослабление системообразующей оппозиции правого и левого центра, оси Республиканцы-Социалисты, и консолидация повесток обеих партий в правящем пропрезидентском движении «Вперёд, Республика!» для проведения неолиберальной политики.
Неолиберальные меры объективно ухудшают положение большинства населения в интересах богачей и корпораций. Поэтому такая политика неизбежно порождает протесты, а для подавления протестов необходимо укрепление репрессивного аппарата и ужесточение режима.
Именно из неолиберализма берёт свой исток авторитарный крен Макрона, начавшего в 2018 году с жестоких репрессий против «жёлтых жилетов» и продолжающего продавливанием скандального закона «о глобальной безопасности».
Президента Макрона избрали за его обещания сохранять и увеличивать свободу. Но, столкнувшись с социальным недовольством, он решает проблему не демократическим путём, а используя репрессивный аппарат. То, что именно так всё и будет, было вполне предсказуемо с самого начала.
«Иллиберализм не является частью нашей культуры!». Похоже, что после завершения проходившего 30 ноября в Елисейском дворце экстренного совещания с участием Жана Кастекса, Жеральда Дарманена и ряда высокопоставленных чиновников из своего ближайшего окружения, Эммануэль Макрон был явно раздосадован. Причиной его недовольства стали обвинения в авторитаризме, предъявленные исполнительной власти в рамках дебатов вокруг законопроекта «О глобальной безопасности», особенно в отношении ст. 24, ограничивающей право снимать сотрудников полиции на фото и видео. Президенту Франции не нравится, что его порой начинают воспринимать в качестве потенциального автократа. «Я хочу сохранить республиканский порядок, гражданские свободы, единство и согласие. Как президент Республики, я являюсь гарантом этой спайки гражданских свобод и порядка, и я не хочу принимать какую-либо одну сторону», – резко заявил он присутствовавшим на совещании.
К сожалению, в вопросах общественных свобод глава государства уже во многом перешёл границу между здоровой и устойчивой демократией и авторитарным бескомпромиссным режимом. И проблемы начались не с появлением закона «О глобальной безопасности». Они накапливались с осени 2018 года, когда подавлялось движение «жёлтых жилетов», в результате чего от полицейского произвола от 2 000 до 3 000 человек получили ранения, в том числе 82 – тяжёлых, 152 — травмы головы, 17 – лишились глаза, 4 – остались без руки (по данным журналиста Давида Дюфрена).
С тех пор в двух докладах Управления Верховного комиссара ООН по правам человека прозвучала резкая критика в адрес Франции. В первом речь шла о применении насилия во время манифестаций в декабре 2018 года, во втором – о законопроекте «О глобальной безопасности» (ноябрь 2020 года). Эти факты, как считают авторы доклада, указывают на «серьёзную угрозу правам человека и фундаментальным свободам». К ним следует добавить постоянные предупреждения со стороны профсоюзов журналистов, иностранной прессы, Amnesty International… Откровенно говоря, состояние демократии в стране оставляет желать лучшего.
Этот авторитарный дрейф является частью идеологии, которой придерживаются члены движения «Вперёд, Республика!». Оно было создано в 2016 году. Это преподносилось как идея преодолеть традиционное разделение на левых и правых. Эммануэль Макрон позиционировал себя в качестве альтернативы «и левым, и правым», чтобы эффективнее объединить наиболее совместимых между собой действующих лиц классической оппозиции «республиканцы – социалисты» (LR-PS). Постепенно ему удалось привлечь на свою сторону как социалистов (Жан-Ива Ле Дриана и Кристофа Кастанера), так и членов Республиканской партии (Брюно Ле Мэра и Эдуара Филиппа). Этот синтез депутатов, так называемых левоцентристов и правоцентристов, и их избирателей, названных политологом Жеромом Сент-Мари «элитарным блоком», исключает из политических процессов неохваченную объединением оппозицию.
По мнению историка Пьера Серна, такой «ультрацентристский» альянс является идеологическим «флюгером», позволяющим вести риторику в вежливом стиле, занимая компромиссную и прагматичную позицию во имя высших интересов родины». В действительности же он служит неолиберальной политике, направленной на разрушение немногих оставшихся ограничений, мешающих накоплению капитала и свободному рынку. Она же дискредитирует любую оппозицию как нелогичную, создавая ситуацию, похожую на времена «железной леди» Маргарет Тэтчер с её фразой «There is no alternative» («Альтернативы не существует»).
К тому же «ультрацентризм» заключается и в том, чтобы дискредитировать любую форму демократических конфликтов под предлогом повышения эффективности государства. «Плюсы разделения на левых и правых заключаются в том, что в процессе парламентских дебатов можно прийти к оптимальным решениям. Но эту положительную сторону «ультрацентризм» отрицает», – подытоживает Пьер Серна. Национальная ассамблея становится в этом случае регистрационной палатой всемогущей исполнительной власти, утрачивая свою роль институционального противовеса. «С самого начала у Эммануэля Макрона был волюнтаристский проект изменения французской социальной системы с принудительной «модернизацией» в сторону неолиберализма, – отмечает политолог Люк Рубан из Института гуманитарных и социальных наук (CEVIPOF). – Он стремится покончить с партиями как с промежуточными звеньями». Немногочисленные механизмы для «диалога» с обществом, введённые Эммануэлем Макроном, так и не заработали. «Большие дебаты» не оправдали ожидания французов, их жалобы и предложения теперь пылятся в префектурах, а большинство предложений «Гражданской конвенции по климату» отклонены правительством.
Что же происходит, когда политические конфликты не находят выхода? Возмущение выплёскивается на улицы. Каждая реформа, вдохновлённая неолибералами, ещё больше подогревает общественное недовольство: новое трудовое законодательство, реформа железных дорог, изменения в системе высшего образования (система Parcoursup), пенсионная реформа… «Ограниченность «ультрацентризма» проявляется в том, что он недолговечен, несмотря на все чаяния его сторонников, – продолжает Пьер Серна. – Его консервативная программа в конечном счёте приводит к тому, что всё разлетается в клочья среди белого дня. К тому же есть социальные силы, противостоящие его политическому проекту, независимо от того, прогрессивные они или отсталые. Поэтому «ультрацентризм» недееспособен без использования государственного насилия, более того, оно является его неотъемлемой частью».
Таким образом, когда предложенный Макроном и его сторонниками псевдоконсенсус начинает трещать по швам, тон правительства становится жёстче. На каждый социальный конфликт его ответ был неизменен: развёртывание сил полиции, репрессии, насилие. Стратегия была опробована и проверена в течение пяти лет президентства Олланда под эгидой премьер-министра Мануэля Вальса.
На самом деле удивляться не приходится, поскольку эта программа заложена в ДНК неолиберализма – политического течения, к которому принадлежит Эммануэль Макрон. Неолиберализм, в отличие от своего кузена первоначального либерализма, не верит в саморегулирование рынка без вмешательства государства. Ему нужна сильная власть на службе капитала, которая может вмешаться в критический момент, чтобы, как пишет специалист по авторитарному либерализму философ Грегуар Шамаю, «заставить повернуть назад поток демократии». «Невидимая рука» – да, но в железной перчатке. Впрочем, ещё главный защитник неолиберализма Фридрих Хайек утверждал следующее: «Я предпочитаю либерального диктатора демократическому правительству без либерализма».
Раз уж использование сил полиции остаётся последним аргументом Эммануэля Макрона в отношении к любой форме социального протеста, может, это позволит объединить и закрепить союз таких разных его участников, как многочисленные профсоюзы, «жёлтые жилеты», активисты экологических движения и протестующие в бедных кварталах? Ультрацентризм, мечтающий о достижении всеобщего консенсуса, может добиться своего, но это будет консенсус против самого ультрацентризма.
Опубликовано 12/12/2020