Как меняется мир и международные отношения в нём? Можно ли сравнить противостояние США и Китая с новой «холодной войной»? Чем вызван и к чему ведёт рост влияния менее могущественных государств? Кто имеет большее влияние: Трамп на Нетаньяху или наоборот? Как далеко готов зайти Эрдоган в своей экспансии? Какую роль играет и будет играть Россия? Движется ли система международных отношений к многополярности или к анархии?
Об этом наш международный обозреватель Кристоф Дерубэ беседовал со специалистами-международниками Филипом Голубом и Домиником Видалем.
Как охарактеризовать ситуацию, сложившуюся в современном мире, где усиливающаяся напряжённость в отношениях между двумя крупнейшими державами, Китаем и США, соседствует с растущей самостоятельностью менее могущественных государств? Об этом мы беседуем с преподавателем университета, профессором Филипом Голубом и журналистом Домиником Видалем.
Кристоф Дерубэ: Можно ли назвать сегодняшние отношения между США и Китаем новой холодной войной?
Филип Голуб: Холодная война – это особый исторический период. Тогда для отношений между двумя великими державами было характерно стабильное, но асимметричное равновесие, в котором всегда преобладали Соединённые Штаты. С одной стороны был Советский Союз, находившийся вне мировой капиталистической системы. С другой – капиталистический мир, в котором США играли роль Primus inter pares (первого среди равных). После 1945 года США занимали главенствующую позицию в мировом экономическом пространстве, лидировали в военных технологиях, доминировали на всех морях нашей планеты. Они создали глобальный архипелаг точек своего влияния от восточной Азии до Европы, включавший в себя Ближний Восток, Персидский залив и, конечно, Латинскую Америку. Чтобы представить себе всю очевидность существовавшего дисбаланса, достаточно вспомнить, что уровень жизни советского гражданина был втрое ниже, чем аналогичный показатель среднего американца. На самом деле холодная война была не устойчивой симметрией и биполярностью, а скорее асимметричной ситуацией, сложившейся в установленной системе, в которой США играли главенствующую роль. А обладание ядерным оружием служило прикрытием для асимметрии.
Различие между этим длительным периодом так называемой «холодной войны» и нынешней ситуацией заключается в том, что Китай, сумевший создать под руководством авторитарного правительства особую форму государственного капитализма, является не только одним из центров мировой капиталистической системы, но и служит её стержнем. Даже в разгар так называемой торговой войны между США и Китаем, со всеми ограничениями, введёнными американскими властями, инвестиции со стороны Уолл-стрит и американских финансовых компаний интенсивны как никогда. США и Китай стали двумя экономическими и стратегическими полюсами современного мира. Сегодня в каком-то смысле мы находимся в ситуации биполярности более отчётливой, чем во времена холодной войны. И эта биполярность со временем укрепится, поскольку неясно, какие средства могут быть использованы для сдерживания развития Китая. Если мы хотели добиться этого, начинать надо было пятнадцать-двадцать лет тому назад. А значит, нам придётся и дальше жить в ситуации реальной биполярности в мире, который на самом деле не столь однозначен. Впрочем, таким он был всегда. Никогда не случалось такого, чтобы одна мировая империя держала бы под своим контролем всё и всех. Вот почему я считаю, что лучше говорить о системной эволюции, чем о многополярности.
К.Д.: О новой холодной войне заговорили в связи с воинственной риторикой Дональда Трампа. Как вы полагаете, его действия противоречат политике Барака Обамы или продолжают её?
Ф.Г.: Политика США в отношении Китая характеризуется ограничением торговых потоков и экспорта технологий, а также применением агрессивных экономических мер. Она отражает озабоченность элит, возникшую как минимум пятнадцать лет тому назад и усилившуюся в 2009-2011 годы в связи с появлением стратегического конкурента. После падения Берлинской стены США предложили Китаю присоединиться к международной капиталистической системе и её институтам, надеясь, что за либеральными экономическими реформами в этой стране естественным образом последует и установление либеральной политической системы. Однако мы видим, что этого не произошло. В США это тоже осознали, и в 2011 году Барак Обама решил повернуть вектор американской внешней политики с Ближнего и Среднего Востока на Восточную Азию. Слово «сдерживание» никогда не произносилось, но идея состояла в том, чтобы за счёт укрепления региональных альянсов создать вокруг Китая пояс экономической безопасности.
К.Д.: Ещё один термин, часто звучащий в подобных дебатах, – «многополярный мир». При всей приблизительности этой формулировки, как вы прокомментируете её применительно к ситуации на Ближнем и Среднем Востоке?
Доминик Видаль: Важно понимать, что все эти дебаты должны рассматриваться в долгосрочном контексте. Не существует такого одномоментного резкого разрыва, который дал бы повод утверждать, что всё меняется или не меняется. Если говорить о длительном периоде, то у меня вызывают удивление три факта. Первый – совершенно отчётливое ослабление влияния крупных держав, в частности США, после неудачи, если не сказать фиаско, их авантюр в Ираке и Афганистане. В Соединённых Штатах наметилась довольно явная тенденция к отступлению от прежних позиций, чему положил начало Барак Обама. Трамп продолжил этот курс, и, может быть, именно этому человеку суждено однажды вывести США из всего, что происходит.
Второй факт – наличие очевидной взаимосвязи между сокращением присутствия крупных держав и подъёмом региональных государств. Последние, опираясь на своих союзников, в том числе американцев, пытаются заявить о себе и даже в некотором смысле претендуют на гегемонию. Вопреки утверждениям тех, кто ничего не понимает в происходящем, в конфликте саудовцев с иранцами мы наблюдаем не столкновение суннитов с шиитами, а битву за доминирование в регионе, которая длится уже давно. Иранский шах едва ли был более симпатичен саудовским властям, чем нынешние муллы.
Наконец, третий факт, о котором так любит рассуждать мой друг Бертран Бади, это формирование мощных общественных движений в ответ на глобализацию, политику жёсткой экономии и усугубление неравенства. Всё это началось не вчера и происходит не только на Ближнем и Среднем Востоке, но именно здесь эти тенденции проявляются наиболее ярко. Достаточно вспомнить арабские революции, хотя они, как правило, заканчиваются поражением. Поучителен в этом смысле пример Ливана, где народ протестует против любых элит, в том числе «Хезболла».
Я хотел бы добавить ещё несколько слов. Слишком часто нам приходилось сталкиваться с манихейским, чересчур упрощённым представлением об «американском империализме». После окончания Второй мировой войны американское и советское правительства заняли сходные позиции по вопросу о разделе Палестины и поддержали евреев в их борьбе с арабами. Это первая нестыковка с традиционным марксистским анализом. Кроме того, кто до 1967 года был главным союзником Израиля в регионе? Франция. Мало того, в 1956 году она вела войну против Насера и поставляла Израилю оборудование для создания ядерного оружия. И только после войны 1967 года США стали стратегическим союзником Израиля. Но и в этом случае речь шла не об отношениях, в рамках которых Вашингтон диктовал бы Израилю, как ему следует поступать. Конечно, в период холодной войны авторитет американской идеологии был велик, но Израиль имел свой собственный взгляд на происходящее, и со временем руководство этой страны стало всё активнее выступать против того, что ему не нравится в политике США.
Ариэль Шарон сумел убедить Джорджа Буша в том, что Арафат – это второй Бен Ладен, а потому Израилю пришлось сделать то, к чему он изначально не был готов, то есть военной силой взять под свой контроль западный берег реки Иордан, который вообще-то получил автономию на основании соглашений, подписанных в Осло. Позже, при Нетаньяху, ситуация только обострилась, так как он противостоял Обаме и не позволил его планам осуществиться. Наконец, нельзя не упомянуть и об отношениях между Трампом и Нетаньяху. Кто играет первую скрипку в этом тандеме? Трудно сказать. Когда Трамп решил перевести американское посольство в Иерусалим, признать аннексию Голанских высот, урезать объём средств, направляемых ООН на поддержку палестинских беженцев, окончательно избавиться от посольства Палестины в Вашингтоне, чем он руководствовался? Делал ли он это по своей инициативе или по просьбе Нетаньяху?
Впереди выборы, и Трамп очень старается угодить той, самой верной части своего электората, которую составляют белые евангелисты. 75 %-80 % избирателей-евреев голосуют за демократов. Если проанализировать взаимоотношения США и Ирана, то нетрудно заметить, что Нетаньяху бился как лев за выход Вашингтона из иранской ядерной сделки. Он же приложил немало усилий к тому, чтобы не допустить никаких переговоров с персами. А когда Эммануэль Макрон попытался было организовать встречу министра иностранных дел Ирана с Трампом, премьер-министр Израиля заявил, что об этом не может быть и речи. Я не хочу сказать, что Нетаньяху принадлежит решающий голос в политике, проводимой Вашингтоном, но вес этого союзника в их тандеме явно возрастает. Всё это означает, что понятия «холодная война» и «многополярный мир» никак не могут охватить собой намного более сложную реальность.
К.Д.: Вы упомянули о том, что государства среднего уровня всё настойчивее заявляют о себе. Можно ли считать Россию самым заметным из них?
Ф.Г.: Прежде всего, я хотел бы вновь обратить внимание на основные структурные характеристики. ВВП России с её населением 140 миллионов человек сопоставим с аналогичным показателем Италии, где живут 58 миллионов. Это не означает, что Россию нельзя считать державой с мощным военным потенциалом, который, впрочем, существенно уступает возможностям США и даже, может быть, Китая. Россия в состоянии поддерживать свой авторитет за счёт точечных, чётко ориентированных вмешательств в некоторых зонах противостояний, и, разумеется, она является постоянным членом Совета безопасности ООН, что обеспечивает ей более солидный вес на международной арене, чем тот, которым обладают большинство других средних государств. Вместе с тем, на мой взгляд, она по-прежнему остаётся державой среднего уровня, поскольку обладает существенными, но не определяющими возможностями в дипломатической и военной сферах.
Д.В.: В рассуждениях о России не обойтись без противоречий, ведь Россия и Советский Союз не одно и то же. СССР больше нет. Страна растеряла свою реальную силу. Сейчас это капиталистическое государство с особым авторитарным режимом. Вместе с тем я тоже считаю, что, если мы стремимся к созданию мира, пригодного для жизни, в котором конфликтные ситуации разрешались бы разумным, спокойным путём, то Россия обязательно должна занять в нём своё место. Те, кто пытался унизить её, только усугубили хаос.
Кроме того, у России есть собственные интересы, и совершенно очевидно, что, устремляясь на помощь худшему из ближневосточных диктаторских режимов, то есть правительству Башара Асада, она защищает свою сферу влияния, а уж, конечно, не права человека и не идеалы демократических революций в арабском мире. Я также хотел бы подчеркнуть, что, в отличие от других стран, Россия обладает довольно ограниченным влиянием на Ближнем и Среднем Востоке: она опирается на режим Асада и поддерживает очень непростые взаимоотношения с властями Ирана. Путин закрывает глаза на то, что армия Нетаньяху чуть ли не каждый день бомбит Сирию, но лишь до тех пор, пока мишенями израильских самолётов становятся иранские военные, а не подразделения, верные диктаторскому сирийскому режиму. Таким образом, мы наблюдаем двойную, а то и тройную игру. Иран ослаблен, над руководством страны нависли угрозы в виде давления извне и внутренних проблем, однако ему удалось занять серьёзные позиции в Ливане и особенно в Ираке. Что, как не бездумная политика США в 2003 году, послужило этому причиной?
Ещё одна держава среднего уровня, занимающая очень важное место, это Турция. Её роль в регионе трудно переоценить. Меня беспокоит не то, что Турция имеет свои интересы и стремится их защищать, а то, что она делает это в чрезвычайно агрессивной манере. С точки зрения международного права, акватория Эгейского моря однозначно принадлежит Греции. Мы не можем просто радоваться тому, что крупные державы уже не играют той роли, которая отводилась им раньше. Нужно понимать и последствия этих перемен в контексте автономии средних держав.
Ф.Г.: Когда Эрдоган открыто высказывает альтернативный взгляд на нормы международного права, он действует, как Россия с Крымом. Есть ещё также совершенно необоснованные претензии Китая на территории в Южно-Китайском море и притязаний Индии на Кашмирскую долину. Сегодня мы наблюдаем целый ряд проявлений ультранационализма, основанного на мифических представлениях об историческом предшествовании национальных этнических прав, противопоставляемых международному праву. Мир движется в направлении всё большей анархии.
Д.В.: Нетаньяху – король этой политики, в первую очередь потому, что первым заговорил об аннексии, а не только об оккупации и колонизации. Отвечая на вопросы, задаваемые на пресс-конференциях, он заявляет, что невозможно присоединить то, что нам уже принадлежит.
Он воспринимает Библию как кадастровый план. Тот факт, что Бог пообещал потомкам Авраама землю между двумя реками, служит для него достаточным аргументом для игнорирования и отрицания международного права в любой его форме. И Трамп его в этом поддерживает. Сложился своего рода заговор против международного права, одобряемый очень многими государствами. Одна из приоритетных задач, на которые следовало бы обратить внимание французскому дипломатическому ведомству, это неотложное реформирование Организации Объединённых Наций для придания ей полномочий, способствующих разрешению конфликтов.
Опубликовано 28/09/2020