Теракты 2015 года резко изменили повседневную жизнь французов. Во-первых, новые меры безопасности ещё больше увеличили власть государства над индивидом. Чрезвычайное положение длилось два года, а когда его наконец отменили, то выяснилось, что чрезвычайные меры перекочевали в законодательство «мирного времени».
Во-вторых, рост исламофобии в обществе расширил «окно Овертона» и перевёл маргинальные прежде взгляды ультраправых в русло мейнстрима.
Франция до сих пор ощущает на себе последствия тех террористических атак: законы о чрезвычайном положении, ограничивающие гражданские свободы, вошли в общее право, а мусульмане воспринимаются как угроза для общества.
Стремление обеспечить всеобщую безопасность, ксенофобская и антимусульманская риторика существовали ещё до терактов, совершённых в январе 2015 года. Это было неприятным моментом политических дебатов, этим пользовались правые в ходе избирательных кампаний… Но нападение на редакцию газеты Charlie Hebdo и устроенная через два дня после этого расправа в парижском супермаркете Hyper Cacher побудили находившихся у власти левых к активным действиям и обогащению риторики: они начали обсуждать темы, до сих пор занимали только их правых политических оппонентов. Теракты оказали огромное влияние на политику, правовую систему и повседневную жизнь французов.
1. Чрезвычайное положение как норма повседневности.
В январе 2015 года правительство Мануэля Вальса решило действовать жёстко и приступило к пересмотру арсенала репрессивных мер. Оно подготовило новый закон о деятельности разведывательных подразделений, который был принят в июле того же года. Спецслужбы получили самые широкие полномочия для организации прослушивания: закон разрешает им устанавливать маячки на автомобили, вести аудиозапись и видеосъёмку на частной территории, забирать цифровые данные, получать доступ к телекоммуникационным сетям, чтобы следить за людьми, подозреваемыми в связях с террористами. Кроме того, после атаки на редакцию Charlie Hebdo 10 000 военных патрулировали улицы в рамках операции Sentinel («Караульный»). 13 ноября 2015 года террористы нанесли ещё несколько ударов по французской столице: 130 человек погибли за один вечер во время нападения боевиков, вооружённых автоматами и поясами смертников. На всей территории Франции было введено чрезвычайное положение (впервые после 1955 года, когда шла война в Алжире). Полиция, судебные инстанции, префекты получили расширенные полномочия, дававшие им право на проведение административных обысков и заключение под домашний арест. Во время конференции COP21, состоявшейся в декабре того же года, активистов экологических движений одного за другим помещали под домашний арест, чтобы не допустить их участия в манифестациях. По решению правительства чрезвычайное положение, первоначально введённое как временная мера, продлевалось в общей сложности шесть раз (до октября 2017 года). В марте 2016-го расширенные полицейские полномочия были предоставлены и другим должностным лицам: по новому закону сотрудники парижского автотранспортного предприятия RATP получили право на «тактильную проверку в целях безопасности» и досмотр багажа. Волна терактов, начавшаяся в январе 2015 года, в июне 2016-го привела к очередной реформе уголовного законодательства. После нововведений в деятельности спецслужб, вступивших в действие в 2015 г., дополнительные возможности для прослушивания разговоров и обработки цифровых данных получили и судебные инстанции. Тогда же начались разговоры об отмене чрезвычайного положения взамен ужесточения репрессивных мер. Но уже 14 июля следующего года 86 человек стали жертвами теракта в Ницце. Режим чрезвычайного положения был продлён ещё на шесть месяцев и ужесточён за счёт принятия новых положений, изменивших содержание закона 1955 года. Полномочия полиции по установлению личности и проведению досмотров были расширены, стало возможным изъятие информации с цифровых устройств во время административных обысков, операция «Караульный» шла полным ходом. В декабре 2016 года было принято решение о продлении режима чрезвычайного положения ещё на полгода.
Чрезвычайное положение, по сути своей являющееся временной мерой, надолго вошло в повседневную жизнь французов. Однако этот режим не может действовать постоянно, и кандидат на пост президента Франции Эммануэль Макрон пообещал отменить его. Получив мандат, он сдержал слово, но сделал это своеобразно. Совместно с правительством он разработал закон о внутренней безопасности, призванный прийти на смену исключительным мерам… за счёт введения некоторых из них в повседневный правовой обиход под предлогом сохраняющейся в течение длительного времени террористической угрозы. В октябре 2017 года, как только новый закон вступил в силу, чрезвычайное положение было отменено. Однако префекты сохранили за собой право ограничивать свободу перемещения людей без санкции суда, «вводить режим безопасности» на тех или иных территориях и закрывать доступ в культовые сооружения, считающиеся близкими к идеологии джихада. Более того, после январских терактов 2015 года существенно усилились позиции административных властей по сравнению с влиянием судебных инстанций, являющихся, между прочим, «гарантами соблюдения свобод личности». И французы научились приспосабливаться к этим особым мерам, ставшим частью обычной жизни.
2. Одержимость безопасностью.
Волна терактов, захлестнувшая страну в 2015-2016 гг., сместила акцент публичной риторики в сторону одержимости безопасностью и связанной с ней демагогией. 9 января 2016 года, во время траурной церемонии по жертвам нападения на супермаркет Hyper Cacher, тогдашний глава кабинета министров, социалист Мануэль Вальс обрушился с критикой на тех, кто пытался анализировать феномен джихадизма на территории Франции: «Никаких объяснений этому быть не может. Потому что объяснить произошедшее – значит частично простить». Ранее (после атак 13 ноября 2015 года) он уже выступал в Сенате с обличением тех, кого обвиняли в попытке «извинить» террористов («Мне надоели все те, кто постоянно ищет происходящему какие-то извинения и оправдания культурного или социологического характера»), тем самым намеренно поставив в один ряд работу учёных и якобы имеющееся стремление простить террористов. Глава правительства высказался тогда в духе самых радикальных правых. А те, в свою очередь, добивались заключения под стражу «фигурантов дел под литерой S» (то есть людей, которые находились под подозрением спецслужб, но не могли быть подвергнуты уголовному наказанию за отсутствием фактов). Что же касается левых, то стремление дать как можно более жёсткий отпор терроризму достигло своего апогея в их дебатах о лишении гражданства. После терактов 13 ноября президент Республики Франсуа Олланд выступил за пересмотр Конституции с тем, чтобы государство получило право лишать гражданства обладателей двух паспортов, осуждённых за терроризм. Часть левых назвало это идею «предательством», а министр юстиции Кристиана Тобира подал в отставку ввиду разразившейся полемики. Через несколько месяцев проект отклонили. Даже Конституционный совет был вынужден вмешаться, выступив с осуждением попыток ужесточить уголовное преследование по обвинениям в терроризме вопреки принципам Конституции. В августе 2020 года эксперты отклонили законопроект, предусматривавший принятие специальных мер безопасности в отношении осуждённых за терроризм после отбывания ими тюремного срока.
3. Мусульмане тоже пострадали от терактов.
Граждане мусульманского вероисповедания, которые частенько попадают под огонь критики со стороны ультраправых и правых, также пострадали в результате атак на редакцию Charlie Hebdo. Будучи жертвами дискриминации, они оказались в центре полемики и всевозможных провокаций в политических дебатах и СМИ. Обсуждение вопроса о светских нормах пошло по искажённому руслу и дошло до разговоров о запрете исповедовать их религию. Во Франции принято считать, что мусульмане не способны интегрироваться в страну с республиканским строем. Их культовые сооружения не раз подвергались нападениям со стороны ультрас: в результате одного из них в октябре 2019 года двое прихожан мечети в Байонне получили огнестрельные ранения.
Исполнитель этого теракта был сторонником «Национального объединения», а в социальных сетях объявлял о симпатии к Эрику Земмуру, ярому ненавистнику мусульман. Стоит отметить, что заголовки статей в некоторых средствах массовой информации насаждают страх перед исламской угрозой, якобы нависшей над французским обществом. Буквально на этой неделе такое опасение выразили сразу два еженедельных издания. В журнале Le Point вышла статья, в заголовке которой утверждалось, что «исламизм в школе нам не нужен», а журналисты Marianne представили читателям материал о «посмертной победе братьев Куаши», устроивших расправу в редакции Charlie Hebdo.
Опубликовано 02/09/2020