Идея прогрессивного налога в США на протяжении десятилетий была загнана в маргинес. Однако так было не всегда. Когда-то в вопросах налогообложения США были лидерами среди капиталистических стран. В 1917 году самые богатые платили до двух третей от своего дохода, это была самая высокая ставка в мире. При Рузвельте ставка налога на доход свыше 25.000$ (5.000.000$ по нынешнему курсу) составляла 93%. Всё изменилось с приходом к власти Рейгана и проведения им неолиберальных преобразований. Максимальная налоговая ставка составила всего 28%. Трамп снизил налоги для самых богатых ещё больше.
В результате сегодня в США фактически сложилась регрессивная налоговая система. Частная система здравоохранения означает, что каждый платит за базовую медицинскую страховку одинаково, вне зависимости от своих доходов. Богатые – процентно меньше бедных. Эксперты всё чаще говорят об установлении плутократии.
Однако общество не стоит на месте. Идея повышения налогов возвращается в мейнстрим, а наиболее левые из кандидатов от Демократической партии – Уоррен и особенно Сандерс – идут ещё дальше.
Французский экономист Габриэль Зюкман опровергает устоявшиеся представления об истории налогообложения в США. Он напоминает, что ни в одной другой стране мира не было таких больших налогов на доходы и прибыль предприятий. Бывший советник двух кандидатов от левых сил рассуждает о смене направлений в политических дебатах по такой болезненной теме, как налогообложение.
Кристоф Дерубэ: «Налог – это плата за жизнь в цивилизованном обществе», – говорил Франклин Делано Рузвельт. Каким образом нынешняя ситуация в США отражается на налоговой системе этой страны?
Габриэль Зюкман: Это зеркало, которое без прикрас отражает все неудачи Соединённых Штатов и, в частности, поражение рейгановской революции. Изучив ставки налогообложения, мы увидим, что представители всех классов американского общества тратили на уплату налогов около 28 % своих доходов, исключая миллиардеров, которые отдавали 23 %, то есть меньше, чем люди среднего достатка и малоимущие. Такой регресс в налогообложении отмечается впервые за более чем сто лет. Это важный момент в истории прогрессивного налогообложения, о котором большинство американцев уже забыли. США продвинулись очень далеко по пути использования налогов в качестве инструмента для сглаживания неравенства и регулирования рыночной экономики: в период с 1930 по 1980 годы максимальная ставка налога составляла в среднем 80 %, налог на наследование тоже достигал 80 %, а налог на прибыль предприятий – 50 %. Выступая перед Конгрессом в 1942 году, Рузвельт недвусмысленно заявил, что собирается ограничить сумму максимального разрешённого дохода в 25 000 долларов, что по нынешнему курсу эквивалентно 1 миллиону долларов. Доходы, превышавшие это значение, должны были облагаться налогом по ставке 100 %. После некоторых колебаний парламентарии проголосовали за налог в размере 93 %, и эта ставка действовала на протяжении нескольких десятилетий как при демократах, так и при республиканцах (во времена Эйзенхауэра), что отражало консенсус в обществе. Сейчас у американцев случилась довольно милая коллективная амнезия на события того периода.
К.Д.: Расскажите, пожалуйста, об истоках введения прогрессивного налогообложения в США в 1913 году.
Г.З.: Они имеют прямое отношение к экономической ситуации конца XIX – начала ХХ веков, так называемого Gilded Age (Позолоченный век). Напрашиваются интересные параллели с нашим временем. Неравенство, усугублявшееся на фоне технического прогресса, «бароны-разбойники» (англ. Robber Barons – Астор, Карнеги, Рокфеллер), создававшие крупные монополии и не платившие никаких налогов. Единственным сбором, существовавшим до 1913 года, была таможенная пошлина. В таких условиях набирало силу движение за прогрессивное налогообложение, сторонники которого были убеждены, что нельзя допустить такого же неравенства, каким отличалась Европа, считавшаяся тогда антимоделью общества. В США подоходный налог, уже существовавший в то время в Германии, Великобритании и Японии, стал отчётливо прогрессивным. Такой подход был нововведением американцев. В 1917 году максимальная ставка налога была установлена на уровне 67 %, что на тот момент стало самым высоким значением, когда-либо применявшимся в мире.
К.Д.: Можно ли считать снижение налоговых ставок главной причиной углубления неравенства?
Г.З.: Это не основной фактор. Рейгановская революция была неоднозначным явлением. Она сопровождалась ослаблением регулирования финансовой сферы и рынка труда, снижением
минимальной зарплаты. Минимальная зарплата была установлена в США в 1938 году (раньше, чем во Франции, которая ввела эту категорию в 1950 году). Она была очень высока и оставалась такой вплоть до 1970-х годов. В то время минимальная зарплата достигала 50 % от среднего заработка, тогда как сегодня она составляет 10 %–15 % от него. Перемены в налогообложении сыграли важную роль, в частности, они способствовали широкому распространению очень высоких зарплат. Пока максимальный налог составлял 93 %, никто не стремился зарабатывать более 5 миллионов. Когда же планка опустилась до 28 %, как случилось при Рейгане в 1986 году, зарабатывать стало выгодным.
К.Д.: Значит, при Дональде Трампе США превратились в плутократию?
Г.З.: Трудно иначе охарактеризовать правление Трампа. Единственный значимый закон, принятый при нём, был одобрен в декабре 2017 года и касался налоговой реформы. После трёх десятилетий усугубляющегося неравенства он только добавил несправедливости в сферу налогообложения: налог на предприятия был снижен с 35 % до 21 %, уменьшена максимальная ставка налога и введены дополнительные льготы. Но, я подчёркиваю, плутократия – образование очень нестабильное. Мы наблюдаем позитивные перемены в политике, где появляются новые лидеры — сторонники прогрессивной шкалы, и перемены на уровне платформ. Если сравнить избирательные циклы 2020 и 2016 годов, то мы заметим, что кандидаты-центристы стали более амбициозны в вопросах перераспределения налогового бремени. Можно было бы подумать, что если уж богатые пришли к власти, то это навсегда. Но я более оптимистично смотрю на способность демократических институтов восстановить контроль за ходом вещей. Одним словом, плутократия – это ещё не конец истории.
К.Д.: Во Франции те прогрессисты, о которых вы сейчас упомянули, нередко воспринимаются как элементы, чуждые американскому обществу.
Г.З.: Наоборот, эти фигуры органично вписываются в историю страны и имеют прямое отношение к прогрессивной модели налогообложения в США. После публикации книги нам часто говорят, что мы относимся к числу радикально настроенных французских экономистов, желающих навязать США решения едва ли не коммунистической направленности. Это полный абсурд. Во Франции никогда не было таких высоких налогов как те, что действовали в США на протяжении пятидесяти лет. Берни Сандерс и Элизабет Уоррен предлагают вернуться к этой традиции, обогатив её одним нововведением: налогом на роскошь. Он никогда не существовал в масштабах всей страны, но в некоторых штатах взимается с XVII века. Например, в Массачусетсе. Налоговые системы колоний были очень новаторскими для своего времени. В тот же самый период во Франции, где правил Людовик XVI, ещё существовали налог на соль и городские ввозные пошлины. Но нельзя не сказать также о традиционном в определённых кругах неприятии налоговой системы и правительства. Его истоки следует искать в рабовладельческом строе. В рабовладельческих колониях действовал самый регрессивный порядок налогообложения. На юге рабовладельцы были одержимы двумя опасениями: они боялись, что государство упразднит рабство, что давало повод к недовольству властью и её централизующей функцией, а также волновались, как бы правительство не решило использовать налогообложение в качестве инструмента для уничтожения рабства, установив налог на владением рабами. Это вело к протестам против налогообложения как такового. Что же касается Сандерса и Уоррен, то их идеи вполне соответствуют традиции, основоположником которой принято считать Рузвельта, но которая на самом деле восходит к временам революции в Америке. По мнению одного из её отцов-основателей, автора Конституции и героя консерваторов Джеймса Мэдисона, роль политических партий должна сводиться к тому, чтобы не допускать избыточного накопления богатств в руках одних и тех же людей. В реальности же этот подход Мэдисона-Рузвельта применяется на обеих сторонах американской политической сцены. Он является одной из причин чрезвычайной популярности идей Уоррен и Сандерса, в том числе и среди республиканцев. Их предложения
поддерживают 70 % демократов, а также более половины республиканцев и независимых. Совершенно абсурдно выглядят заявления о том, чтобы эти идеи лишены политической жизнеспособности, что они противоречат самому духу Америки. С 2016 года вопрос о налоге на роскошь обсуждался как среди сторонников Сандерса, так и в лагере Клинтон. Но никто из них не осмелился переступить черту. После победы Хиллари Клинтон над Берни Сандерсом на праймериз демократов, её команда связалась с нами для обсуждения этого вопроса. Мы попытались убедить их, но тщетно. Сейчас об этом можно лишь сожалеть. Как мы писали на первых страницах своей книги, в ходе одного из дебатов Клинтон принялась нападать на Трампа, упрекая его в том, что он не платит налогов. Тот возразил: «Это потому, что я хитрый». Она не нашлась что ответить, поскольку оперировала лишь техническими, малопонятными аргументами второго плана. Если бы она выступала за введение налога на роскошь, то могла бы ответить ему: «Как только я займу кабинет в Белом Доме, всё будет иначе».
К.Д.: Мы видим, как за эти четыре года изменилась риторика дебатов, по крайней мере в кругах демократов…
Г.З.: Несомненно, вектор стал другим. Джо Байден был одним из тех 97 сенаторов (из ста заседающих в Верхней палате Парламента – прим. ред.), которые в 1986 году одобрили налоговую реформу Рейгана. Стоит вспомнить также имена сенаторов Джона Керри, Ала Гора, Теда Кеннеди. Палата представителей, где также преобладали демократы, поддержала курс на снижение ставок. Сегодня тот же самый Джо Байден, чья позиция наиболее близка центристам, предлагает повысить налоги на самых состоятельных граждан с 30 % до 40 %, то есть намного ощутимее, чем это собирались сделать Барак Обама и Хиллари Клинтон. Ещё один центрист, Пит Буттиджич, называет цифру в 50 %. Агентство Bloomberg выдвигает промежуточное предложение. Потребность в налоговой справедливости настолько высока, что все кандидаты от демократов были вынуждены сформулировать свою позицию. Неравенство надоело американцам. Тема введения прогрессивной шкалы налогообложения очень часто фигурирует в опросах общественного мнения. В сущности, неудивительно, что Демократическая партия солидарна со своим электоратом. Странно, что ей потребовалось на это так много времени.
К.Д.: Судя по тому, что вы пишете, эта новая политика в сфере налогообложения позволила бы получить средства для финансирования масштабных проектов Уоррен и Сандерса.
Г.З.: Да, верно. Пожалуй, Уоррен и Сандерс, предлагающие ввести налог на роскошь и небывалые ставки, – самые амбициозные из всех кандидатов. Берни Сандерс хочет установить налог для тех, чей капитал составляет от 32 миллионов до 50 миллионов долларов, в размере 1 %; те, кто имеет от 50 до 100 миллионов, стали бы дополнительно платить 2 %; обладатели состояния свыше 10 миллиардов долларов – 8 %. Введение такой шкалы налогообложения во Франции пополнило бы бюджет на 25 миллиардов, то есть принесло бы прибыль в пять раз большую, чем налог на состояние, упразднённый в 2017 году. Так что Сандерс предлагает ввести супер-налог на состояние. Заявление о том, что создание национальной системы здравоохранения (Medicare for All) будет стоить слишком дорого, – просто абсурд. Расходы на здравоохранение уже сейчас составляют 18 % ВВП, другие развитые страны в среднем тратят вдвое меньше. Система Medicare for All помогла бы уменьшить затраты на здравоохранение. Это означает, что финансирование страховых отчислений, являющихся своеобразной формой приватизированного налога, должно постепенно уступить место государственному финансированию посредством налогов и социальных отчислений. 90 % американцев от этого только выиграют. На сегодняшний день уплата страховых взносов является обязательной, их сумма составляет 13 000 долларов в год за каждого работника. При этом секретарша платит столько же, сколько топ-менеджер. Это своего рода частный обязательный платёж регрессивного характера. Одна из причин, объясняющих стагнацию уровня зарплат в США, заключается как раз в этой страховой выплате, сумма которой выросла значительно больше, чем ВВП, перекрыв прирост производительности. И всё это лишь
для того, чтобы содержать очень посредственную систему здравоохранения. С начала 2010-х годов средняя продолжительность жизни снижается, в то время как фармацевтические лаборатории получают астрономические прибыли, руководители назначают себе заоблачные зарплаты, и столь же солидные доходы получают многие медики. Проще говоря, это организованный грабёж. Я полагаю, что соратники Сандерса пока недостаточно внятно объясняют людям, каким образом создание Medicare for All поможет увеличить зарплаты. В этом случае секретарша, получающая только 30 000 долларов из 43 000, выплачиваемых её работодателем, так как 13 000 уходят на страховку, будет полностью получать эти 43 000 долларов. Она заплатит деньги позже в виде отчислений в пользу Medicare for All, взимаемых согласно прогрессивной шкале, и сумма будет значительно меньше, чем сейчас. Представители малообеспеченных и средних классов могли бы получить самую большую прибавку к зарплате за последние сорок лет.
Опубликовано 28/02/2020