Лола Рушо: Вы рассказали в социальных сетях, что вам трудно писать о «жёлтых жилетах». О каких сложностях идёт речь?
Эдуар Луи: Это социальное движение с самого начала подвергалось крайне жестокой критике, носящей классовый характер. Именно эта жестокость поразила меня (и я думаю не только меня). Представители буржуазии и часть СМИ насмехаются над протестующими, которые танцуют и поют на баррикадах. Эти журналисты и «политики» делятся друг с другом фотографиями с мест манифестаций, вызывающими у них смех, и публикуют их в социальных сетях. Они называют участников движения деревенщинами и варварами, безответственными грубиянами, разрушающими экономику, которые ведут себя как животные. Для меня, да и для многих других людей, движение «жёлтых жилетов» началось с кадров, которые транслировали СМИ: на улицах появились фигуры бастующих рабочих, людей из неблагополучной среды, бедняков… В обычное время мы почти не замесам этих людей, они страдают от социальной изоляции и тяжёлой работы. Это я как раз из такой среды, как мои отец, тётя и брат. Появление этих людей в СМИ потрясло меня. Я почувствовал, что той критикой меня лично подвергли тому жестокому классовому презрению, которое полилось из всех щелей после появления видео с протестующими. На большой части медиапространства работают люди, испытывающие глубокую неприязнь к бедным. Когда возникло движение «жёлтых жилетов», достаточно было просто включить телевизор (даже без звука) для того, чтобы увидеть то отвращение, которое выказывают представители имущих классов по отношению к бедным. Движение «жёлтых жилетов» заставило буржуазию проявить себя и показать своё истинное лицо.
Наряду с отвращением мы видели ещё кое-что. Это озлобленная попытка обесчеловечить все этих людей. Многие СМИ настаивали на том факте, что в данном движении участвуют и представители средних классов. Они все твердили с радостью: «Ага! Средние классы здесь тоже есть!» Конечно, они там есть, ведь многих представители средних классов тоже затрагивают общие пробле6мы. Конечно, следует провести более детальный анализ социального состава участников протестов, но, по сути, такие упоминания СМИ о средних классах выглядят так, будто они в очередной раз ищут способ не говорить о малоимущих.
Л.Р.: Мы говорим о различных участниках движения, но не идёт ли речь прежде всего о том, что самые обездоленные возвращают снова хотят высказаться. Чего власть не позволяла им долгое время?
Э.Л.: Да, конечно. Я родился в 1990-х годах, и могу сказать, что движение «жёлтых жилетов» — одно из первых действительно народных движений во Франции, которое я видел. Я был свидетелем очень значительных выступлений студентов и лицеистов, но сегодня происходит нечто совершенно новое, что-то глубоко основательное и радикальное. Крайне важно поддержать это движение, стать его частью, максимально преобразовать его. Со стороны «жёлтых жилетов» звучали расистские и гомофобные высказывания, но общественное влияние может изменить эти воззрения. Политическое движение как раз меняет людей. Это то, о чём писал Сартр, комментируя события мая 1968-го года: «Несомненно, в 68-м году были рабочие-расисты, как об этом пишет Клэр Эчерелли в книге «Элиза или настоящая жизнь», но 68-й год стал тем моментом, когда, благодаря общественному движению, рабочие осознали, что во многих жизненных ситуациях бедные чернокожие и арабы испытывают те же трудности и то же давление, что и они сами. Общественное движение – это момент перестроения политических представлений, этот момент, в котором время ускоряется».
Когда я был ребёнком, люди из моего окружения часто в первом туре выборов голосовали за «Национальный фронт», а во втором – за левых, если «НФ» не проходил дальше. Это означает, что главными их проблемами были бедность и отсутствие возможности позаботится о себе, прокормиться. Они искали способ сказать: «Мне плохо». Постоянно чувствовалась какая-то напряжённость. Люди спрашивали сами себя: «Из-за чего это? Из-за мигрантов? А может быть из-за политиков и правительства, находящегося у власти?». Я не умаляю значение расисткой или гомофобской жестокости. Я написал об этом две книги. На протяжении всего моего детства меня называли «голубому», и, как у многих ЛГБТ, моё детство было испорчено. И хотя бы потому, что такое происходят, на левых возложена огромная ответственность за создание другой манеры общения, другого образа мысли. Я думаю, что в данный момент, в условиях возникновения движения «жёлтых жилетов», это сработало: сначала, мы слышали только о бензине, затем наблюдали расистскую и гомофобскую агрессию. Движение с подобными настроениями могло бы быть подхвачено ультраправыми, но они потерпели неудачу. Левые победили.
Л.Р.: Возрождённое чувство классовой борьбы красной линией проходит сквозь эти выступления. Возникает недовольство привилегиями богатых и закабалением бедных. Можно ли сказать, что мы наблюдаем формирование классового сознания?
Э.Л.: Это сложный вопрос. В историческом процессе классовое сознание, то возникает, то исчезает. Разговоры о классах, которые велись в последние годы, очень часто не отличались от тех, что звучали в 1950-х годах. В те времена речь шла о бедных классах, но при этом никогда не обсуждались, скажем, вопросы пригородов, геев и женщин. Всё было так, будто не существовало движений феминисток, антирасистов, ЛГБТ и т.д. То, что я попытался отразить в моих книгах и что пытаются сделать другие люди, – это говорить о бедных классах по-новому, в более общем формате: «Что значит быть геем или женщиной в бедной среде? Каким образом это позволяет пересмотреть понятие класса?» Внутри движения «жёлтых жилетов», слово «класс» имеет более широкое значение: среди протестующих были члены комитета по «делу Адама Траоре», больше, чем обычно, выступали женщины. Общественное движение всегда несёт в себе социальные требования и одновременно пытается осознать само себя. Не бывает движения, которое не задалось бы вопросом о значении самого понятия «общественное движение». Мы наблюдали это в случае с «комитетом Адама», который борется против полицейского насилия и плохих условий жизни в пригородах. При этом комитет одновременно является общественным движением, спрашивающим: «Почему вы так мало говорили о расизме в адрес чёрных и арабов?» То же самое можно сказать и о «жёлтых жилетах». Это общественное движение, выступающее против бедности, нестабильности, социальной изоляции, презрения и высокомерия Макрона. И, в то же время это движение, которое пытается осмыслить само себя: вдруг разом здесь собрались люди, которых мы ранее не видели и не слышали вместе в привычных нам общественных движениях. Новизной данного движения является присущая «жёлтым жилетам» манера высказываться. Они говорят: «Я не могу прокормить себя. Я не могу купить подарки на Рождество моим детям. Я не могу проведать мою умирающую мать, потому что не могу заплатить за бензин». Эти фразы обладают большей политической силой, чем речи о Республике и всеобщем гармоничном сосуществовании. Это «глоток» реальности в политике, которая приобретает своё настоящее значение: она становится вопросом жизни и смерти.
Л.Р: Выступая на прошлой неделе в г. Баньоле (Сена-Сен-Дени), вы призвали бедные классы «пристыдить» господствующие слои. Как это сделать?
Э.Л.: За свою жизнь я встречал много людей, которым было стыдно сказать: «Мне плохо». В речах некоторых политиков и публикациях в некоторых СМИ, адресованных этим людям, говорится: «Если вам плохо, то это потому, что вы тунеядцы, вы недостаточно образованы и наименее полезны для общества». В движении «жёлтых жилетов» людям представилась возможность рассказать о себе, этим они пытаются просто-напросто вернуть себе свою собственную жизнь.
Когда мы занимаемся политикой, важно создавать определённые общественные структуры, реальные или виртуальные места, где участники общественной жизни смогут сказать: «Мне плохо». Где они будут чувствовать себя вправе сказать это. В последние годы мы заметили, что в политической, литературной и художественной областях всё больше и больше обозревателей, позиционирующих себя левыми, используют слово «мизерабилизм». По их мнению, проблема сегодня заключается в том, что в мире слишком много жалуются, что слишком много людей говорят о нищете, и твердят: «Мне плохо». Политический диагноз, который ставлю я, противоположен этому мнению: в условиях, когда страданиями продиктовано столь много жизней, почему становится так тяжело сказать: «Мне плохо»? Слово «мизерабилизм» подразумевает дополнительную стратегию, которая служит тому, чтобы заставить умолкнуть речи о страдании. «Мизерабилизм» означает «замолчите!». Надо надеяться на то, что движение «жёлтых жилетов» предоставит возможность свести на нет все тенденции к подавлению слова.