Национализм вместо решения социальных проблем… ничего нового.
Давид Тессье, преподаватель истории и географии
Массовые выступления последних десяти лет проходили под старым флагом – флагом Республики. А призыв «A por la Tercera!» («к III-й» (Республике)) есть нечто гораздо большее, чем просто институциональное требование, он выражает суть столетней борьбы испанского рабочего и демократического движения и напоминает о том, что гражданская война прежде всего была войной классов. Сегодня этого флага нет. Испания против Каталонии – такой видится единственная возможная альтернатива. Обратимся к истории.
В противоположность Франции, где монархическое государство выступало против власти местного дворянства, Испания строилась на соблюдении привилегий, составлявших её географических и политических общностей. Например, Каталония — богатый и ярко-самобытный в культурном плане регион. До начала XVIII века она располагала широкой автономией, которая исчезла после ужасающих репрессий 1724 года. Впрочем, всё не так просто: если централизм насаждался достаточно успешно, то это происходило и потому, что на него согласились правящие экономические круги Каталонии (с самого начала сторону центризма приняла часть местных активных сил). В отличие от патриотической легенды, крупная каталонская буржуазия была франкистской и во время, и после гражданской войны.
Но стремление к автономии не исчезло. С 1898 года начинают говорить о «национальности». В начале ХХ века появилась «Регионалистская лига Каталонии», которая объединяла умеренные элементы мелкой буржуазии: интеллигенция, среднее крестьянство, коммерсанты-католики, часть промышленников. Одновременно возник левый каталонизм, к которому примкнули земледельцы-издольщики, чиновники, служащие. Создаётся демократический и мелкобуржуазный региональный блок. И всё это происходило в регионе, где шла индустриализация. Провозглашение Республики в 1931 году смешивает все карты. Она наделяет Каталонию статусом: парламент, бюджет, правительство. Унитаризм стал великолепной платформой для антиреспубликанской оппозиции, которую практически уничтожат последовавшие за этим репрессии и франкизм. Ясно одно: рабочее и революционное испанское движение – это не движение за независимость.
«Пассионария»[1] сказала об этом 19 июля 1936 года в своём «No pasaran!» («Они не пройдут»): «Народы Галисии, Страны Басков, Каталонии, все испанцы, вставайте на защиту Республики!». Что не помешало коммунистам признать национальный факт: партия коммунистов в Каталонии – это «Объединённая социалистическая партия Каталонии» (ОСПК), в которую входят каталонцы и многие иммигранты из Андалузии и Мурсии.
Во время диктатуры сепаратизм считался одним из главных врагов наряду с коммунизмом. Тогда чувство «принадлежности» нашло себе другое место приложения – в культурной активности: футбольный клуб FC «Barcelone» («Барса»), соперничающий в том же городе с «Espanyol» (Барселона). Монтальбан, знаменитый писатель из Барселоны, говорил, что «Барса» – это «невооружённая армия безоружного народа». Смерть Франко в 1975 году, переходный период и Конституция в 1978-го года позволили (не обижая, по молчаливой договорённости, франкистов) восстановить демократию. Конституция создаёт другие рамки – Испанию автономных сообществ. Некоторые из них двуязычны. Каталонский язык постепенно распространяется на многие сферы жизни, в частности на образование.
Но Конституция противоречива: создавая гибкие условия, она предусматривает возможность дальнейшего развития, и в то же время даёт гарантии центральной власти, в том числе возможность приостанавливать действие автономий в периоды кризиса. Так что же происходит сегодня? Толчком явилась приостановка в 2010 году Конституционным судом статуса, применявшегося с 2006 года, по которому Каталония признавалась (исторически сложившейся) нацией, являющейся частью испанского государства. Радикальная неоконсервативная «Народная партия» (НП) отказался от какого бы то ни было политического диалога. В итоге весь каталонский националистический блок объединяется уже не по вопросу возвращения статуса, а по вопросу независимости. Ничего нового: национализм вместо решения социальных проблем.
Это не однородный блок: в коалицию «Вместе за «да»» входят «Каталонский демократический пакт» (КДП — националистическая правоцентристская партия, представляющая интересы каталонской буржуазии), «Левые республиканцы Каталонии» (ЛРК — умеренная левоцентристская партия) и весьма малочисленные крайне левые «Кандидаты народного единства» (КНЕ). Этот блок, в котором доминируют правые, социальных требований не выдвигает: правые каталонские националисты проголосовали в Барселоне за те же меры жёсткой экономии, за которые НП голосовала в Мадриде. Пучдемон и Рахой – худшие враги народа.
То же самое и с уличными манифестациями за независимость: конечно, они впечатляют своей массовостью, но в них участвует мало представителей народных классов, да и те чаще всего — средиземноморские иммигранты. В то же время некоторые каталонские прогрессисты, возмущённые репрессиями, выходят на улицу, не будучи сторонниками независимости.
Таким образом, для прогрессистов («Объединённые левые» (ОЛ) и «Коммунистическая партия Испании» (КПИ)) и для «Подемос» ситуация сложилась очень непростая. Решение, которое предлагают ОЛ (Каталонская республика в испанской республиканской федерации), правильно и реалистично: есть Каталония, но есть и Испания, и она более многочисленна. Каталонцы являются и каталонцами, и испанцами.
А Европа? Ключевая проблема — все хотят быть в Европе: от Рахоя, который радуется, что Европа не признала провозглашение независимости Каталонии, до Пучдемона, который «прячется» в Брюсселе!
В центре полемики – результаты предстоящих выборов, которые назначены на декабрь. Исторически все прогрессисты Испании – «европейцы». 8-й съезд КПИ, состоявшийся в 1972 году в Париже, поддержал (в отличие от греческой и португальской компартий) вступление Испании в Европейское сообщество, видя в нём гарантию демократической стабильности. Позже Сантьяго Каррильо[2] объяснит, что в еврокоммунистической перспективе (идея, которой он тогда разделял с компартиями Франции и Италии) интернационализация капитализма заставляет думать о борьбе на международной арене, и что Европа отныне является одним из главных полей классовых сражений. Испанские прогрессисты считают, что речь идёт не только об отказе от расчленения Испании, но и о борьбе с частнособственническим эгоизмом национальной буржуазии, которая активно претендует на управление федеральной Европой, состоящей из микрогосударств. Этому надо противопоставить европейскую и интернационалистскую стратегию.
Симптом европейской болезни
Николя Лерон, президент и основатель «think tank EuroCite» («мозговой центр» ЕвроСите)[3].
Кризис, который переживает Испания, разумеется, уходит корнями в тысячелетнюю историю взаимоотношений между каталонцами и кастильцами. Любой национальный кризис связан с национальными детерминантами. Тем не менее, без всякого сомнения, довольствоваться национальной призмой – значит упустить главною часть того, что в этом процессе задействовано.
Испания – это не только государство: это государство–член Европейского союза. Из этого нюанса, который может показаться чисто семантическим, вытекает, однако, новая перспектива объединения – европейская перспектива. Она позволяет увидеть связи между похожими или, на первый взгляд, даже противоположными национальными ситуациями. В этом плане заметно очевидное сходство между робкими попытками Каталонии и Шотландии обрести независимость. Сложнее разглядеть прямой отголосок Брекзита или, например, стремления Венгрии и Польши замкнуться на своей национальной идентичности. Впрочем, в случае с Каталонией и Шотландией, так же как и с Соединённым Королевством, речь идёт об общем феномене: одержимость суверенитетом. А за этой одержимостью притаилась тень потрясения от финансового кризиса.
Итак, Каталония – это симптом европейской болезни, а именно — ползучего кризиса демократии, который охватывает почти все страны-члены. Немецкие, австрийские и французские выборы как нельзя лучше демонстрируют то, что этот феномен демократической эрозии характерен не только для государств Центральной и Восточной Европы. Мадрид и Барселона, а также ряд других государств–членов Европейского союза, неустанно дискутируют на тему того, где должна находиться верховная власть. За кем будет последнее слово? Какая политическая инстанция вынесет окончательный приговор? Ставить такие вопросы в современном мире, таком, каким он вырисовывается в перспективе на ближайшие сто лет, означает попасть в ловушку иллюзии полной независимости. А главное – путать два значения суверенитета: суверенитет как сила действия и суверенитет как основополагающий принцип юридического и политического порядка. В том, что касается второго смысла, который строго соответствует понятию суверенитета, то тут сомнений не возникает: это государства, обладающие суверенитетом, и тут всё чётко определено. Ни Каталония, ни Европейский союз не суверенны. Они могут таковыми стать лишь при условии суверенного действия государства.
Как только исчезнет тупиковое «за кем последнее слово?», окажется, что суть проблемы – это вопрос силы действия. Именно в этом плане другой смысл суверенитета может быть обманчивым. Действительно, здесь имеется в виду не столько суверенитет «stricto sensu», сколько социальная сила, то есть коллективная способность влиять на общую реальность. Что на самом деле имеет значение и в Каталонии, и в Соединённом Королевстве, и в других странах–членах Европейского союза, так это чувство некого общественного бессилия, а стало быть – потери для граждан политической власти. Значит, надо найти конкретных козлов отпущения. Для каталонцев – это Мадрид и бедные регионы Испании. Для всё более растущего числа европейцев во всём виноват Брюссель. Понимание каталонского кризиса как части европейского кризиса общественной силы позволяет взглянуть на вещи с иного ракурса. Если же рассматривать другую сторону, не как претендента на высшую власть, а как партнёра для совместного действия, то речь уже будет идти не о бесконечной рефлексии на тему «кто я?», а, напротив, об ответе на вопрос «что мы хотим сделать?».
Логика противостояния вместо перспективы совместной борьбы
Паскаль Ледерер, директор Национального центра научных исследований.
На первый взгляд, насилие испанского правительства против национальных чаяний каталонцев отличается аспектами, настолько характерными именно для Испании, для многовековой каталонской истории, для сложного национального строительства в период Реконкисты, для истории франкистского фашизма и его укоренения в правой испанской идеологии, для интересов правых сил Каталонии и правых сил Испании, сходящихся в стремлении заставить всех забыть об обвинении их в коррупции и т. д., что извлечение из этого соответствующих уроков относительно направлений прогрессистского движения во Франции и в Европе представляется проблематичным.
И тем не менее… Разве в последние месяцы мы не стали свидетелями избирательной кампании во Франции, когда национальное чувство сыграло не последнюю роль? Более 33 % голосов во втором туре президентских выборов было отдано НФ, который хотел выйти из зоны евро. Конечно, в этой истории нельзя отрицать значение других факторов, но и о нём не следует забывать. Что касается левых, то Меланшон, получивший почти 20 % голосов в первом туре, тоже будировал подобную тему, неосторожно подливая воду на мельницу близорукого национализма. Он игнорировал возможную солидарность между европейскими народами, помня только о результатах ультралиберальной политики, навязанной народам нынешними европейскими руководителями.
Разве в каталонской драме не прослеживается логика противостояния, народного размежевания, основанного на национализме и авторитарном юридическом формализме, на отрицании демократии и солидарности? Разве не в общих интересах народов Испании бороться с ультралиберальной политикой как г-на Рахоя, так и г-на Пучдемона? Разве не очевидно, что этим народам выгодно принимать во внимание исторические национальные устремления в общенациональном масштабе всей страны, сплачиваясь вокруг прогрессистской политики? Кому идёт на пользу нынешнее разделение в Каталонии, в Испании? Разумеется, сравнение не доказательство. Что ж, не за горами то время, когда всё будет свидетельствовать о том, что насилие ультралиберальной политики, навязанной европейским народам правой коалицией, несмотря на народное сопротивление во Франции, в Ирландии и в Нидерландах, может оказаться питательной средой для националистических чувств, на которых сыграют ультраправые европейские силы, стремящиеся восстановить одних против других, в то время как транснациональные корпорации будут загребать жар чужими руками. На самом деле, во Франции существует национальное чувство, для которого Революция сыграла роль катализатора. Когда Революция освободила народы, захваченные в результате монархических войн предшествующих веков, под властью аристократов они уже безвозвратно «офранцузились». Разве не страдает национальное самолюбие французов, когда «Alstom» переходит под контроль Германии? Когда кораблестроение переходит под контроль Италии, а нынешняя власть, насквозь пропитанная либеральной идеологией и практикой, даже мизинцем не шевелит? Надо ли позволять НФ и правым экстремистам эксплуатировать протестно-шовинистическую демагогию?
Существует ли сейчас европейский народ? Именно в это пытаются заставить нас поверить федералисты, подчёркивая нынешнее авторитарно-бюрократическое направление развития событий, при котором национальные реалии могут быть ущемлены и даже попраны. Возможно когда-нибудь европейский народ и появится, если история переориентирует европейское строительство в сторону всеобщего процветания, опираясь на согласие каждого народа. Но пока мы от этого далеки, а кризис угрожает Европейскому союзу развалом и, как следствие, обострением конкуренции и национализма. И в конце концов возобновлением внутриевропейских войн?
Вот почему испано-каталонская драма должна послужить уроком для прогрессистского движения Франции, и особенно для ФКП, из которой они должны сделать вывод о необходимости держать гораздо крепче и поднимать гораздо выше знамя коммунистического видения Европы народов, объединённых общим прогрессом.
Крайне важно объяснять и внушать прогрессистское понимание национальной проблемы, которое полностью учитывает общие интересы европейских народов. Слишком опасно, когда авантюристы всех мастей в своей демагогии играют на тех ранах, которые наносит современное европейское строительство национальному чувству французов. Видение коммунистами Европы как свободной ассоциации суверенных народов должно гораздо шире отражаться в средствах массовой информации и поддерживаться конкретными институциональными предложениями, гарантирующими, что никогда ни одному народу не будет навязана экономическая, социальная, экологическая политика, которую бы не одобрило большинство этого народа.
[1] Долорес Ибаррури – прим. ред.
[2] Сантьяго Хосе Каррильо Соларес (1915-2012гг.) — испанский политик, генеральный секретарь Коммунистической партии Испании (1960-1982гг.), теоретик «еврокоммунизма» — прим. ред.
[3] Автор книги «Двойная демократия: политическая Европа за развитие», изд-во Seuil, в соавторстве с Мишелем Альеттой.