«Думаю, что именно я похоронил тело Мориса Одена»,- голос Жака Жюбье[1] слегка дрожит. Он колеблется, оглядывается по сторонам, но, тем не менее, хочет продолжить рассказ. Подобно двум миллионам других призывников, Жюбье предпочёл всё забыть и обо всём молчать, «чтобы у его семьи не было проблем». Но время сделало свою работу. И страх «репрессий» со стороны «Великой немой» (Французской армии) рассеялся. Последним же аргументом, убедившим Жюбье начать говорить, стало интервью с математиком Седриком Виллани, опубликованное 28 января на страницах нашей газеты. Если депутат, принадлежащий к парламентскому большинству, полон решимости заставить признать ответственность французского государства за убийство молодого математика-коммуниста Мориса Одена, совершённое в июне 1957 года, это говорит о том, что уже можно начинать говорить… И требование о признании этого государственного преступления может вскоре увенчаться успехом. «Дело» Мориса Одена вновь поставило на повестку дня вопрос о повсеместной практике пыток, применявшихся во время Алжирской войны. Вытеснение из сознания этой узаконенной дикости словно гангрена разъедало французское общество. Но механизмы по умышленному замалчиванию проблем в конце концов всегда уступают правде. И новое свидетельство – очередное тому доказательство.
Свидетельство
82-летний Жак Жюбье приехал из Лиона в засыпанную снегом столицу для того, чтобы, по его словам, облегчить свою совесть и «быть полезным семье Оден». Его история — типичный пример судьбы целого поколения юных призывников, чья жизнь круто перевернулась в одночасье. В 1955 году, после голосования о предоставлении «особых полномочий», французский воинский контингент массово отправляют в Алжир. Жаку всего 21 год. Сын рабочего-коммуниста, участника Сопротивления во время фашистской оккупации в Изере, он трудился токарем-расточником в ремонтной мастерской до того дня (15 декабря 1955 года), когда его зачислили в часть. Через месяц юный капрал на корабле отплыл в Алжир, чтобы принять участие в «операции по поддержанию мира и порядка», как заявляло французское военное командование. Но на другом берегу Средиземного моря его ждала война. Патрули, засады, столкновения с «феллага», одиночество и, в особенности, страх, постоянный страх. Жак участвовал в этой «войне без названия», находясь в составе взвода в лагере, размещавшегося высоко на холмах на высотах Фондук, которые сегодня носят название Хемис-эль-Хешна (маленький городок, расположенный в 30 километрах к востоку от Алжира). Жюбье протягивает нам свою солдатскую книжку и показывает фотографии, которые французская армия не подвергла цензуре: чудесные пейзажи гор и долин, и изображение водохранилища Хамиц, собирающего воду со всей восточной части большой алжирской равнины.
Несколько фотографий этого изолированного лагеря ускользнули от пристального внимания цензуры. На одном из снимков — алжирец, едва стоящий на ногах рядом с пятью молодыми улыбающимися солдатами с лопатами в руках. Жак – один из этих солдат. На заднем плане можно различить хижину из брёвен и цемента. «Здесь они подвергали пыткам алжирцев, — объясняет он. — Я вначале называл их «партизанами», но затем быстро понял, что надо перестать это делать». На протяжении месяцев арабы были единственным «развлечением» для молодых солдат, задававшихся вопросом об этих странных операциях «по установлению мира». «Мы быстро поняли, о чём шла речь. Для проведения пыток находились добровольцы. Некоторых даже не надо было просить. Я отказался. Капитан, мой командир, не настаивал», — уверяет Жак. Но он «из первых рядов» видел и начальную психологическую обработку, и приучение к насилию, и весь порочный круг применения этого насилия, как индивидуального, так и коллективного. «В лагере в земле была вырыта яма, в которой содержались пленники в перерывах между пытками. Они никогда не выходили оттуда живыми. Это был принцип. Солдаты не осознавали всего ужаса творившихся бесчинств. Мы были психологически обработаны, но не все реагировали одинаково. Я видел ужасные вещи, о которых никогда не забывал: пытки электрическим током, и кое-что похуже». В этой информационной войне призывников очень быстро начинали приобщать к осуществлению коллективных казней и пыток для того, чтобы у них возникло ощущение, что они выполняют приказы, а значит — служат своей стране. С самого начала правительство было не только в курсе, но и покрывало и узаконивало всё происходившее.
«Одна сцена долго преследовала меня, — доверительно сообщает взволнованный Жак Жюбье, — Маленький кабилиец 14-15 лет не был отправлен в яму вместе с другими алжирцами. Французские солдаты думали, что этот мальчишка поможет им заставить говорить всех остальных. Но он стал слишком мешать. Однажды мы отправились на патрулирование, и капитан взял его с собой. Остановившись посреди дороги, он сказал парню, что тот может идти. Мальчик сначала отказывался, как будто чувствовал что-то… А затем побежал. Солдаты выстрелили по нему из ручного пулемета. После выстрелов подросток упал. Он ещё был жив. Я вижу эту сцену так, как будто это было вчера. Капитан сказал бойцам: «Добейте его!» И тут они превратились в диких зверей, они все накинулись на паренька. А ведь это были бойцы из контингента, представьте себе, парашютистов… Они вышибли ему мозги. Эта была ужасная сцена. Я вспоминаю его большие светлые глаза, глядящие в небо…Звери!..»
«Дезертировать? Это было невозможно! Каждый вечер я задавался вопросом, что меня попросят сделать на следующий день? Так как алжирцы никогда не покидали лагерь живыми, армии надо было избавляться от тел. Мне приказывали грузить их в GMC (армейский грузовик), покрытый брезентом, и мы должны были оставлять их возле ферм. Не знаю, что с ними делали жители, когда находили. Должно быть, они их хоронили тут же, на месте. Я хотел бы, чтобы по отношению к мёртвым проявлялось уважение. Но некоторые даже решались обыскивать тела в поисках нескольких монет. Парни там становились похожими на диких зверей».
Жак даже не помышлял о дезертирстве, но он заявил о ране в области колена, и в конце концов его перевели в командирскую роту по обслуживанию автомобилей в городе Фондук. Именно здесь однажды в августе, после обеда, адъютант роты попросил его накрыть грузовик брезентом: «Придёт лейтенант, и ты поступишь в его распоряжение. И будешь делать всё, что он скажет». На следующее утро, туманное, с низкими облаками, к Жаку подошёл человек «атлетического телосложения» в гражданских брюках, но в военной куртке и с беретом на голове. Это был парашютист.[2] «Нам предстоит секретная миссия», — сказал этот парень. Он спросил меня, достаточно ли ловко я умею ездить задним ходом, видел ли я мёртвых и дотрагивался ли я до них?.. «К несчастью, да», — ответил я. «Это хорошо», — сказал парашютист, показал дорогу, по которой надо было выехать из Фондука и попросил остановиться возле фермы. — У тебя есть перчатки? Они тебе понадобятся». По указанию парашютиста Жак остановился перед огромными воротами довольно зажиточной фермы, казавшейся заброшенной. Он прикрывает глаза для того, чтобы описать её в мельчайших подробностях, которые позволили бы сегодня идентифицировать место действия. «Выходи и помоги мне!» — приказал парашютист. Его личность станет известна Жюбье значительно позднее. Речь идёт о Жераре Гарсе, который по приказу зловещего генерала Оссареса вербовал парашютистов для выполнения самых грязных поручений. Именно он позже будет обозначен своими командирами в качестве убийцы Мориса Одена…
Мучитель открыл хижину, запертую на ключ, в которой находились два трупа, завёрнутые в простыни и спрятанные под соломой. «Сначала мне показалось издалека, что это африканцы. Они все чёрные, как будто из угля», — вспоминает Жак. Жерар Гарсе с гордостью рассказывал ему гнусные подробности: «Их обработали паяльной лампой с особой тщательностью (ступни и руки), чтобы их было невозможно опознать. Этих ребят мы держим наготове уже довольно длительное время, пора от них избавиться. Это крупная добыча. Их тела никогда не должны найти.» «Это важные люди?» — спросилт у Гарсе молодой солдат. «Да, это брат Бен Беллы. А другой — коммунистическая свинья. Надо, чтобы они исчезли»,- прозвучал ответ. Зловещий диалог. Жак пересказывает его с рыданиями в голосе, поскольку сегодня он уверен, что речь шла о Морисе Одене. Что касается второго тела, то невозможно, чтобы речь шла о члене семьи Ахмеда бен Белла, одного из исторических лидеров и инициаторов Фронта Национального Освобождения. Вне всякого сомнения, это был один из руководителей FLN, один из приближенных Бен Беллы… Если только Гарсе не присочинил. «Я не думаю. Знаете, эти люди, они считали, что имеют право на всё»,- говорит Жак.
«Затем мы вновь отправились по дороге к северу от плотины Хамиц, — продолжает он. — Я не произнёс ни слова. После примерно двадцати минут езды мы остановились у ворот. На них не было замка. Это меня удивило. Посередине фермы было что-то вроде хижины без крыши с ширмами от ветра, нечто вроде загона, огороженного брезентом. Гарсе попросил меня подождать. Когда Гарсе открыл брезент, под ним находилось четверо алжирцев, гражданских, с завязанными глазами и с руками, связанными за спиной. Он заставил их вырыть огромную яму, не меньше 4 метров в глубину. В глубине, я заметил ведра, мотыги и лестницу. Гарсе попросил меня закопать оба трупа. Что я и сделал. Затем Гарсе сначала меня поздравил, а потом сказал, чтобы я никому об этом не говорил, и что я буду иметь большие неприятности, если расскажу. И моя семья тоже. Он мне угрожал. Мы вернулись в Фондук, и он попросил меня высадить его у здания рынка».
Побудить последних свидетелей к тому, чтобы они заговорили
А потом для того, чтобы продолжать жить, Жак забыл всё. Как и целое поколение, навсегда отмеченное тем, что выросло среди молчания и стыда, он ничего не рассказывал. Ни об этой ночи, ни обо всём остальном. В своей книге «Вопрос» («La Question») Анри Аллег пересказывает диалог со своими мучителями, которым он сказал, теряя силы под пытками: «Когда-нибудь станет известно, как я умер». Палач ответил ему: «Нет, никто об этом ничего не узнает». «Узнают, — возразил Анри Аллег, — всё всегда становится известным…»
Поиски истины, начатые в Алжире Жозетт Оден и подхваченные во Франции, пока не закончились, хотя со времени тех событий прошло более шестидесяти лет. Позволит ли рассказ Жака сложить некоторые кусочки паззла и побудить последних свидетелей к тому, чтобы заговорить? Его свидетельство, переданное семье Оден, не вызывает сомнений в том, что касается его искренности и поражает количеством совпадений, но тем не менее есть всего лишь ничтожно малый шанс на то, что речь идёт именно о Морисе Одене. «Как и во всех случаях исчезновения, отсутствие тела жертвы мешает поставить финальную точку и дать зарубцеваться ранам тех, кого это исчезновение заставило страдать», — объясняет историк Сильви Тено, общавшаяся с семьёй Оден[3]. Для неё свидетельство Жака Жюбье, как и разоблачения, появившиеся в 2011-2014 годах, имеют уязвимые места, что связано с их запоздалым характером. «Но можно надеяться на то, что однажды появится документ, содержащий новые сведения, который словно недостающая часть паззла усилит ту или иную из рассматриваемых гипотез, став таким образом подтверждением одной из них в ущерб остальным»,- говорит Сильви. Возможно, как это утверждал Бенжамен Стора в своей книге «Гангрена и Забвение» («La Gangrene et l’oubli»), написание истории Алжирской войны только лишь начинается.
ЗАПРОС ПЬЕРА ЛОРАНА. Генеральный секретарь ФКП подал в понедельник министру вооружённых сил Франции письменный запрос, касающийся обстоятельств смерти Мориса Одена. Он напомнил о требовании раскрытия французским государством правды о его убийстве и настаивал на том, чтобы были приняты меры для удовлетворения этого требования.
3 024 – Это количество «исчезнувших» людей, арестованных парашютистами за период с января по сентябрь 1957 года.
Оригинал статьи: https://humanite.fr/affaire-audin-le-temoignage-qui-relance-lexigence-de-verite-650504
[1] Свидетель пожелал сохранить анонимность, но «готов оказать всяческое содействие семье Оден».
[2] Аналог российских ВДВ – прим. ред.
[3] «La disparition de Maurice Audin. Les historiens a l’epreuve d’une enquete impossible (1957-2004) », Histoire@Politique. Sylvie Thenault. Lire aussi de la meme auteure, Histoire de la guerre d’independance algerienne, Flammarion. 2005
«Исчезновение Мориса Одена. Историки перед лицом невозможности расследования (1957-2004)», Histoire@Politique. Сильви Тено. Читать книгу того же автора, «История войны за независимость Алжира», Flammarion. 2005