Юристы, правозащитники, активисты, интеллигенция — все объединяются для того, чтобы рассказать об опасности, которую представляет собой этот. N-нный по счёту текст, который поступил на рассмотрение в Ассамблею, переносит большую часть статей о чрезвычайном положении в общеуголовное право. Эффективность этого законопроекта в борьбе с терроризмом ещё не очевидна, зато он наносит удар по свободам.
Для того чтобы выйти из чрезвычайного положения, давайте внесём положение о нём в общеуголовное право — именно такой курьёзный парадокс выбрал Эммануэль Макрон в отношении основных свобод. Известный своей противоречивостью, президент «переобулся в воздухе». Ведь во время избирательной кампании он заявлял, что хочет положить конец чрезвычайному положению, и считал, что «у нашего закона есть все средства для того, чтобы в течение нескольких лет уладить нашу внутреннюю ситуацию». Принятый в июле Сенатом антитеррористический закон, 26-й по счёту за последние тридцать лет, с 12 сентября изучается Ассамблеей. Всеобщее возмущение, вызванное этим документом, заставило Эммануэля Макрона произнести успокоительные слова о «пересмотре» закона в 2020 году в случае, если возникнут серьёзные опасения за судьбу демократии. Однако опыт применения законов, связанных с общественной безопасностью, показывает, что нет более постоянных мер, чем временные.
Зачем?
Мирей Дельма-Марти, юрист, член Академии гуманитарных и политических наук, говорит о «мягкой деспотии». Профсоюз судебных работников (ПСР), «настоящий юридический мастодонт», и даже правоориентированный Профессиональный союз судей называют это проект «скандальным». Происходящее вызывает обеспокоенность и у европейского комиссара по правам человека Нила Муйжниекса, и у правозащитника Жака Тубона, который говорит об «отравленной пилюле, подрывающей защиту свободы». Как объяснить такую смену курса и эти форсированные шаги при том, что сам президент разделяет все вышеописанные опасения, и при том, что эти меры никоим образом не доказали своей эффективности? В докладе Следственной парламентской комиссии, содержащем анализ методов борьбы с терроризмом, которые применялись государством начиная с 7 января 2015 года, экс-депутат от СП Себастьян Пьетрасанта отметил: «Следует констатировать, что меры, которые применялись во время чрезвычайного положения, не были одобрены специалистами по борьбе с терроризмом как сколько-нибудь эффективные». Яснее не скажешь. В результате 4323 обысков, проведённых в период чрезвычайного положения, было возбуждено только 30 дел, связанных с терроризмом, при этом связи между полицейскими и судебными действиями установлено не было. 7 сентября в Вильжюиве арестовали двух мужчин, они действительно планировали совершить теракт. Однако обнаружить их помогла бдительность сантехника, заметившего подозрительные химические вещества, а отнюдь не меры чрезвычайного положения. Со времени введения на территории Франции ЧП было осуществлено, к несчастью, несколько терактов, в частности теракт в Ницце в июле 2016 года.
Так какую же на самом деле цель преследует принятие закона о борьбе с терроризмом? Серж Слама из Научно-исследовательского центра по изучению основных прав полагает, что «задача — не остановить того, кто закладывает бомбу, а сохранить данные». Ещё одна гипотеза носит чисто политический характер: в напуганной стране, где только 14 % французов просят отменить чрезвычайное положение, властям для чистой проформы надо показать, что «что-то делается». Не стоит игнорировать и тот факт, что подобные меры могут быть использованы для ограничения прав народа, а именно его социального движения. И это не ложная тревога, это уже происходит прямо у нас на глазах. Меры чрезвычайного положения были использованы против политических активистов. Многих активистов-экологов посадили под домашний арест во время конференции по климату COP21. Мы помним и о том, что делали в отношении демонстрантов, выступавших против закона Эль-Хомри, например, о систематических досмотрах. Активисту-коммунисту Юго Пуадевену, муниципальному депутату в Шербуре, было запрещено появляться в Ренне, чтобы таким образом помешать ему принять участие в демонстрации. То же самое произошло и с независимым журналистом Гаспаром Гланцом, который имел неосторожность с слишком близкого расстояния снимать на камеру действия полиции.
Полицейский контроль без специального разрешения правовых ведомств будет осуществляться «на подступах» к 373 портам, вокзалам и аэропортам.
У префектов всё под контролем
Выражаясь яснее, принимаемые меры в основном направлены на то, чтобы дать префектам и министерству внутренних дел возможность ограничивать основные свободы: свободу передвижения и свободу манифестаций. Семантический выбор совсем не случаен: в законе «домашние аресты» становятся «индивидуальными мерами надзора», обыски (и днём, и ночью просто по распоряжению префекта) – «осмотрами и задержаниями», а периметры наблюдения – «периметрами безопасности». Принцип абсолютно тот же, что и для чрезвычайного положения: избавиться от судебного контроля под прикрытием эффективности и просто «информировать» прокурора Республики, который, напомним, являясь судьей прокуратуры, находится непосредственно под крылом министерства юстиции, и Европейский суд по правам человека не признает его независимым судьей. Столкнувшись с критикой, правительство как фокусник вынимает из рукава разрешение судьи на проведение обысков и заключение под стражу, впрочем, судья сможет принимать такие решения только по административному критерию. Один пример: префект делает запрос на проведение обыска, предоставляя судье справку в виде «пустого листа». Так чем же должен руководствоваться судья, принимая решение о той мере пресечения (утверждая или отклоняя), на необходимости которой настаивает государство, не предоставляя при этом в его распоряжение никаких фактов? ПСР усматривает в этом хитрость и (впервые!) «подчинение судебных ведомств политико-административным». Несколько технично, но принципиально важно в правовом государстве.
Надо напомнить, что подобное происходит не только во Франции. Большинство демократических стран приняли законы, которые затрагивают основные свободы, оправдывая это борьбой против терроризма. Мотивы принятия во Франции антитеррористического закона абсолютно ясны: в тексте говорится о террористической угрозе и одновременно о «защите фундаментальных интересов нации», то есть об экономических интересах и интересах французской внешней политики. Следовательно, терроризм выступает как алиби для продавливания других тем. Особенно это касается мер, связанных с иммиграционной политикой. В этом случае закон предусматривает более обширную проверку личности на пропускных пунктах в районе вокзалов и удваивает время (с 6 до 12 часов), в течение которого может проводиться контроль в отношении вида на жительство. ПСР критикует «меры, применяемые иммиграционной службой, в частности возле Вентимий, где контроль уже происходит по дискриминационным критериям».
Судьи не у дел
В целом, как писал философ Михаэль Фуссель в нашей газете, такой уклон — «характерная черта для неолиберализма, которому необходимы эти ограничительные меры. Судебное решение он подменяет механизмом, поэтому не доверяет судьям». Великобритания, Соединённые Штаты и даже Турция, — везде законы, связанные с безопасностью, подрывают основные свободы одним и тем же образом – отодвигая судей в сторону в пользу государства. Устояли лишь немногие страны. «В Германии такой текст закона немыслим, – добавляет Михаэль Фуссель, – так как у этой страны ещё сохранилась память об авторитаризме»…
Некоторые факты
Бессилие в цифрах:
400 ЗАКЛЮЧЕНИЙ ПОД ДОМАШНИЙ АРЕСТ в первые недели после 13 ноября 2015 года; на сегодняшний день – 68. Вне контроля компетентного судьи.
4182 АДМИНИСТРАТИВНЫХ ОБЫСКА с ноября 2015-го по декабрь 2016 гг., 2000 из которых приходятся на ноябрь 2015-го. Плюс ещё 141 с начала 2017 года.
30 УГОЛОВНЫХ ДЕЛ, касающихся терроризма, возбуждённых после обыска, причём связь между тем и другим не установлена.
21 ЗАПРЕЩЕНИЕ ДЕМОНСТРАЦИЙ за период с 22 июля по 26 октября 2016 года.