28 декабря 2016 года Турция, Россия и Иран подписали договор о прекращении огня между различными вооруженными группировками, действующими на сирийской территории. Исключение составили: группировка «Исламское государство» (ИГИЛ), бывший Фронт ан-Нусра (сирийское отделение Аль-Каиды)[1] и группировка курдских боевиков «Демократический союз».
При заметном отсутствии активных действий со стороны режима Башара Ассада и Соединенных Штатов, переживающих переходный период смены президентской власти, этот новый региональный дипломатический треугольник ведёт подготовку к будущим мирным переговорам, которые должны состояться через несколько недель в Астане, столице Казахстана. В ходе переговоров каждый из участников этого глобального конфликта постарается отстоять своё влияние в регионе, полученное дорогой ценой – ценой войны, которая унесла более 300 тысяч жизней, вынудила миллионы перемещённых лиц отправиться в изгнание, и которая определит будущее соотношение региональных сил.
Иран стремится сохранить «шиитскую дугу»
С ростом числа вооружённых группировок, проповедующих сектантский ислам суннитского толка, а также после устранения алавитского клана, управлявшего Сирией с 1970 года, и истребления шиитского меньшинства, Тегеран активно включился в гражданскую войну в Сирии. Стражи Исламской революции, специалисты по асимметричной войне, направили в Сирию военных советников и вооруженных добровольцев, привлекая вместе с ними и бойцов ливанской «Хезболлы», считающихся самыми опытными на Ближнем Востоке.
Для Ирана падение Башара Ассада означало бы крушение старательно выстроенной «шиитской дуги», связывающей Бейрут, Дамаск и Багдад, а значит – конец «стратегической глубины», позволявшей осуществлять поставки новейших вооружений к границам израильского противника. Под давлением Саудовской Аравии и Катара сирийская оппозиция, поддерживаемая Парижем и Вашингтоном, публично обязалась расколоть «Ось сопротивления» – блок, сформированный Хасаном Насраллой, лидером иранской «Хезболлы», Башаром Ассадом и Ираном,с целью противостояния американо-израильской гегемонии на Ближнем и Среднем Востоке. Без решающего вклада сухопутных войск, финансируемых Тегераном, сирийская армия, потерявшая за шесть лет гражданской войны около 100 тысяч человек, скорее всего, рухнула бы. Точно так же, без решительного вмешательства Москвы, Алеппо, а возможно и Дамаск, сегодня находились бы в руках джихадистов «Исламского государства» или «Армии завоевания».
Возвращение России в статусе великой державы
В сирийском конфликте Россия предстаёт как мощная держава, задающая дипломатический темп. Её позиция остается неизменной: сохранение государственной структуры, необходимой Москве для сохранения своей военной базы в Тартусе (Сирия). Российское вмешательство, начавшееся 30 сентября 2015 года, смешало существующий расклад сил и сделало Россию одним из ключевых игроков в конфликте. Военная динамика, неблагоприятная для режима Башара Ассада, которому грозило свержение, и стремление Запада создать бесполётную зону над Сирией или над частью её территории (по примеру ливийского сценария) – вот две основные причины, вынудившие российского президента пойти на подобную операцию.
«Многие дипломатические и военные эксперты и подумать не могли о таком развитии сценария. Общее мнение сводилось к тому, что у России нет средств для проведения такого типа операций, по крайней мере на протяжении длительного времени», — говорит Игорь Деланоэ, заместитель директора Франко-российской Обсерватории. В условиях благоприятного баланса сил Владимир Путин стремится воспользоваться ситуацией, чтобы добиться желаемых политических результатов.
Это намерение наглядно отражают участившиеся трёхсторонние встречи министров иностранных дел России, Турции и Ирана, ставящие цель добиться прекращения огня на всей территории Сирии. После битвы за Алеппо наметились определённые подвижки. «Российские и иранские лидеры обсуждают свои цели и обдумывают новые направления вмешательства в Сирии», — замечает Игорь Деланоэ. Помимо соотношения сил, отныне благоприятного для сирийского режима, также существуют экономические причины российского вмешательства, в частности- риск экономического застоя.
Хотя последние тенденции подтверждают возвращение к экономическому росту в 2017 году (1,7%), Россия по-прежнему зависит от цен на углеводороды, составляющие 50% доходов страны. Диверсификация российской промышленной модели приносит свои плоды: наблюдается бурный рост пищевой промышленности и машиностроения, не снижают темпов военная и автомобильная промышленность. Однако 30% россиян считают рост цен главным событием 2016 года. Как полагает Марлен Ларюэль, преподаватель Института европейских, российских и евразийских исследований в Вашингтоне: «…власти предстоит доказать свою эффективность и сохранить народную поддержку в не столь блестящих экономических условиях, как раньше».
Отсюда необходимость поддерживать хорошие дипломатические отношения с Турцией, несмотря на напряженность, сложившуюся в конце 2015 года и в первой половине 2016 года из-за обстрела российского военного самолета. Для обеих держав коммерческие интересы слишком важны, особенно в период экономического кризиса, поэтому важнейшие российско-турецкие проекты, такие как газопровод «Турецкий поток» и атомная электростанция «Аккую» (юго-восток страны) были заморожены, но не закрыты окончательно.
Сирийский конфликт служит подтверждением глубокой дестабилизации на Ближнем Востоке, начавшейся в начале 2010-х годов. Игорь Деланоэ полагает, что это «изменило расклад для иностранных держав, которых эти события застали врасплох. Для России же это означает возвращение в геополитику в качестве важного игрока в общем балансе сил, наряду с США и региональными державами, включая Турцию и арабские нефтяные монархии. На кону стоит потенциальная роль гаранта безопасности на Ближнем Востоке в период после «арабской весны»».
На предстоящих мирных переговорах каждая сторона постарается отстоять своё влияние в регионе, полученное дорогой ценой.
Циничный реализм Турции
По ряду причин (три миллиона сирийских беженцев, находящихся на турецкой земле; участившиеся теракты со стороны ИГИЛ; война против Рабочей партии Курдистана, которая сейчас в самом разгаре), политическая и военная поддержка сирийской оппозиции могла бы обернуться для Реджепа Эрдогана полным фиаско. Но турецкому сатрапу удалось воспользоваться этой хаотической ситуацией: натурализация беженцев, которые по большей части являются консервативными мусульманами-суннитами, близкими по духу Партии справедливости и развития и обязанными Эрдогану за оказанный приём, может существенно укрепить пошатнувшуюся электоральную базу. Неудавшийся государственный переворот в июле 2016 года и террористическая угроза со стороны курдов и джихадистов, которых Анкара рассматривает как равно опасных, позволили президенту Турции укрепить свою власть и подавить инакомыслие.
Кроме того, влияние Турции на повстанческие группировки, получающие оружие через турецко-сирийскую границу, позволили Эрдогану договориться о падении Алеппо, в обмен на вмешательство турецкой армии с целью предотвращения создания сирийского Курдистана во главе с Демократическим союзом. «На международном уровне Владимир Путин заинтересован в том, чтобы Турция оказалась за столом переговоров, — замечает Дидье Бильон. — Это создаст определённую напряженность внутри западного альянса и НАТО. Для российского президента в этом есть и ещё один интерес: даже если, в силу своего расположения, истории и региональной позиции, Турция представляется неизбежным игроком, за счёт неё Россия надеется уравновесить влияние Ирана и ослабить его позицию».
Отныне Россия предстаёт в этом конфликте как держава, задающая дипломатический темп.
[1] Деятельность группировок запрещена на территории России – прим ред.