Преподаватель университета «Париж 1 Пантеон-Сорбонна» предлагает читателям по-новому увидеть подробности, которые не вписываются в устоявшиеся представления.
Пьер Шайян: Ваша последняя книга называется «Страна, которой больше нет» (1). Сегодня многих может удивить интерес к судьбе Восточной Германии. Как и почему Вы решили заняться именно этой темой?
Николя Оффенштадт: Тому было несколько причин. Всё началось с того, что в 2000-х годах я нередко бывал в Восточной Германии в качестве туриста и приезжал в гости к жившим там друзьям. Тогда меня поразили местные ландшафты: не только огромное количество разрушенных зданий, но и некоторая двусмысленность того, что они вообще сохранились. Восточная часть самого могущественного западноевропейского государства изобилует заброшенными строениями: это заводы, цеха, бывшие дома культуры, здания административных организаций и т. п. Чуть ли не вся территория этой исчезнувшей с карты страны – сплошной бурьян и запустение. Будучи историком, я внимательно изучал следы, оставленные Второй мировой войной, и спрашивал себя: «Почему на земле этой богатой страны столько шрамов, нанесённых сражениями? Почему здесь так много разрушений? Почему они так заметны?» Интересовал меня и ещё один момент, связанный с сохранившимися приметами государственного строя ГДР. Я имею в виду различные надписи, скульптуры, мемориалы. Что сегодня означают эти артефакты социализма? Я объездил всю Восточную Германию, пользуясь старыми путеводителями, картам и планам городов ГДР, чтобы увидеть эту страну такой, какой она была раньше.
П. Ш.: К каким же выводам вы пришли, совершив это путешествие «по следам ГДР»?
Н. О.: Я начал с того, что попытался осознать, насколько окончательно прежний режим уступил место новой системе. Вполне понятно стремление убрать с глаз долой всё то, что напоминает о пережитых трудностях, но ведь здесь дело зашло намного дальше: были уничтожены стелы и памятные таблички с именами тех, кто боролся против фашизма. Для чего нужно было разрушать памятники антифашистам, не имеющим никакого отношения к проблемам бывшей ГДР? Ведь они погибли ещё до образования этого государства? Меня заинтересовала эта попытка стереть часть истории своей страны. Кроме того, из разговоров с бывшими восточными немцами я понял, что они сохранили неоднозначные воспоминания о тех временах, и столь же неоднозначно их отношение к новой географии. Так что игры с общественным сознанием не прошли для них даром.
П. Ш.: Вы, не колеблясь, отправились изучать руины. Какую пользу мог извлечь историк из подобных посещений?
Н. О.: Впервые оказавшись в заброшенном здании, я взял в руки папку с надписью «секретно». Она валялась на полу, в грязи. Этот эпизод описан в моей книге. В папке я обнаружил личное дело одного из рабочих бывшей пивоварни, в здании которой я находился. В этих разбросанных на полу бумагах описывался жизненный путь работяги-алкоголика, которого не могли уволить и много раз пристраивали на ту или иную работу. Я увидел в них отражение целой общественной модели, которую можно назвать социализмом со всеобщей занятостью. Материалы, оказавшиеся у меня в руках, натолкнули меня на размышления. В поездках по городам Восточной Германии я обнаружил, что в заброшенных архивах до сих пор хранятся миллионы документов. Исследователей интересовали документы Штази, так как они проливали свет на историю страны с государственной точки зрения, а бумаги, хранившие информацию о жизни простых людей, просто валялись, никому не нужные, как куча хлама. Отправной точкой для написания этой книги стали мои впечатления от знакомства с забытыми свидетельствами ушедших времён. И я решил посетить те покинутые ныне места, которые играли важную роль в эпоху ГДР. Я насчитал их более 230. Индустриальный туризм позволяет определить место тех или иных заброшенных объектов в современной городской среде, посетить их, рассмотреть забытые интерьеры и обнаружить множество любопытнейших предметов.
П. Ш.: И Вы решили разобраться в том, что же на самом деле произошло с бывшей ГДР. Можно ли говорить о воссоединении воссоединение страны?
Н. О.: На самом деле это никакое не воссоединение. Уместнее было бы говорить об объединении, которое больше напоминает поглощение. Некоторые восточные немцы даже называют его «аннексией». Дело в том, что после 1990 г. на территории Восточной Германии не осталось никаких или почти никаких структурных элементов бывшей ГДР. От некоторых людей, даже очень далёких от политики, я слышал мнение, что перед нами своеобразная форма «колонизации». В англоязычных научных кругах изучение бывшей ГДР ведётся в рамках так называемых «post-colonial studies» (постколониальные исследования) и исходит из того принципа, что в данном случае победитель навязал свои ценности побеждённым. Стоит отметить два очень показательных процесса. Первый – это стремление искоренить любые формы экономической действительности, так или иначе напоминающие социализм. Были закрыты все предприятия (в том числе и успешно работавшие), в чём-либо сходные с государственными организациями. Задача по уничтожению всех предприятий ГДР была возложена на государственное агентство «Treuhand». Целью экономической политики стало не создание сбалансированной системы производства, а искоренение прежней экономической модели. Время от времени политическая линия корректировалась, но всё было направлено на то, чтобы действовать без промедлений. Многое было распродано, разбазарено, порой на невыгодных условиях. Свыше 1,8 миллионов восточных немцев по экономическим соображениям перебрались в Западную Германию. Это был настоящий развал экономики. Сейчас звучат предложения пересмотреть на условиях полной прозрачности все заключённые тогда сделки по приватизации. Второй процесс тесно связан с первым. Это — крушение идеалов. Оно выражается в переименовании улиц, в демонтаже памятников, в упразднении всех общественных институтов социалистического типа, даже тех, которые можно было бы сохранить.
П. Ш.: Стоит ли за этим разрушением стремление политиков унизить всё, что связано с прошлым?
Н. О.: Да, и это унижение невозможно не заметить. Оно прослеживалось во всех процедурах объединения страны. В университетских кругах принято смотреть на восточных немцев свысока, как на детей, которые нуждаются в воспитании. Кроме того, представьте себе, что все те места, где прошла немалая часть вашей жизни, где вы встречались с друзьями, женились, работали – все они стёрты с лица земли или превращены в руины и напоминают заброшенный дом, открытый всем ветрам. Всё это может привести к мысли, что жизнь не удалась.
П. Ш.: Из Восточной Германии приходят тревожные известия: выступления праворадикальных группировок, проявления расизма и жестокости, события в Хемнице и т.п. Всё это свойственно именно восточным районам страны?
Н. О.: На этот вопрос можно ответить по-разному. В Германии есть несколько аналитических течений. Представители некоторых из них полагают, что причина беспорядков на востоке страны – наследие бывшей ГДР. По их мнению, расистские нападения на людей на улицах и мощная поддержка партии «Альтернатива для Германии» обусловлены тем, что у жителей бывшей ГДР не сформирована демократическая культура и нет навыка ведения политических дебатов. Привыкшие к диктатуре жители Восточной Германии не знают, как им быть с мигрантами, не умеют выстраивать отношения, тем более что в те времена им нечасто доводилось общаться с иностранцами. Ещё один упрёк в адрес бывшей ГДР состоит в том, что власти этой страны якобы не проводили антифашистскую пропаганду, внушив восточным немцам, что все они были антифашистами. Поэтому жители ГДР даже не задумывались о своём прошлом во времена нацизма. Всё это привело к недостатку исторической памяти. Звучит не очень убедительно. Если ГДР имела на своих граждан такое влияние, что даже сегодня, тридцать лет спустя, они всё ещё от него не освободились, то меня смущает один аспект. Антифашизм был основополагающим принципом идеологии бывшей ГДР. Его пропагандировали повсюду, во всевозможных формах. Трактовка истории ГДР порой была неоднозначна, но антифашизму всегда отводилось в ней центральное место. Руководство ГДР никак нельзя упрекнуть в культивировании нетерпимости среди граждан страны. Наоборот, благодаря антифашизму, вошедшему в их плоть и кровь, восточные немцы должны быть совершенно невосприимчивы к праворадикальным настроениям. Если на востоке Германии и есть некие исторические обстоятельства, способные объяснить популярность крайне правых в этом регионе (что, впрочем, характерно не только для него, а отмечается и за его пределами, например, в Баварии), то причины происходящего следует искать в том экономическом и идейном упадке, который постиг Восточную Германию после объединения страны. Он же породил протестные настроения, которые в дальнейшем передались и некоторым представителям более молодых поколений. Причину надо искать не в ГДР, а в том, что произошло после исчезновения этой страны с карты мира. Ведь восточные немцы чувствуют себя «гражданами второго сорта»! Зарплаты в Восточной Германии на 15 – 30 % ниже, чем в Западной, а уровень безработицы выше. И при этом в обществе отчётливо прослеживается ощущение игнорирования со стороны органов государственной власти. Именно экономический и идеологический упадок во многом объясняет общественную атмосферу, сложившуюся в Восточной Германии.
П. Ш.: Материалом для Вашей работы послужили беседы с жителями этого региона. Каково их настроение сегодня?
Н. О.: За два года преподавательской работы в Восточной Германии я имел возможность общаться со многими людьми. Их воспоминания о ГДР очень неоднородны. Есть те, кто чуть ли не искусственно создаёт эти воспоминания. Здесь речь идёт о некоей изменчивой комбинации. Некоторые признают, что при ГДР в стране было многое построено, что в то время они имели достойный уровень жизни, но это не означает, что после объединения эти люди стали несчастны. Я был поражён такой двойственностью, неоднозначностью суждений. Была предпринята попытка просто-напросто забыть, не заметить этот слой общества, всех этих обычных людей, которые были довольны своей жизнью в ГДР или же ценили некоторые её аспекты, обеспечивавшие уверенность в завтрашнем дне, что не мешало им критиковать, порой очень резко, другие стороны окружающей их действительности. В то же время сегодня они вполне удовлетворены жизнью в современной Германии. Местами можно увидеть маленькие «музеи ГДР», где собраны предметы, ставшие однажды ненужными. И каждый видит в них что-то своё. Это, скорее, искусственное создание воспоминаний, чем то, что принято называть ост-ностальгией.
П. Ш.: Каким образом должен работать исследователь в Германии, чтобы изучать общую историю государства, по сути состоящего из двух стран?
Н. О.: Здесь нет единственно верного подхода. Порой возникает соблазн создать великую германскую сагу, описав в ней «чудесное» воссоединение: сначала – ошибочная погоня за идеалами коммунизма, создание государства, которого вообще не должно было быть, а затем – чудо, благодаря которому история Германии наконец-то вернулась в правильное русло. Историки «тоталитаризма» утверждают, что ГДР следует рассматривать как преемницу нацистского режима, то есть это «две германских диктатуры». Такое заявление ставит ряд серьёзных проблем историографического, а также, честно говоря, и морального характера. Но есть и другой подход, который мне представляется более плодотворным. Он основан на серьёзном изучении восточногерманского общества и направлен на понимание логики его развития и происходивших в нём процессов, не сбрасывая со счетов реалии того времени и не отождествляя общество исключительно с правящим режимом.
(1) Le Pays disparu. Sur les traces de la RDA (Страна, которой больше нет. По следам ГДР). Stock, 250 страниц, 22,50 евро.