— Если повторить выражение из названия вашей последней работы, в чём состояла «культурная революция нацизма»?
Жоанн Шапуто: Я использую слово «культура» не в том смысле, в котором говорят о литературе или об искусстве, а в смысле видения мира, «Weltanschauung», повторяя термин, используемый нацистами, который вначале был просто техническим термином философии, перешедшим в политику. Нацистская культура — это её предпосылки, её постулаты, всё, что составляет ментальные рамки постижения и интерпретации реальности нацистами. Они считают, что культура была искажена сначала христианской евангелизацией, что является в их глазах иудаизацией всего германского, затем — гуманизмом, и, наконец, Французской революцией и её последствиями, короче — всеми универсализмами, которые пришли нарушить индивидуальность, аутентичность и своеобразие германских народов. Немцы, по мнению нацистов, как и положено любому живому и здоровому существу, вначале были заняты лишь самими собой.
Но их научили беспокоиться о других, что привело к дегенерации всего германского, посредством смешения кровей, заботы о больных, уважения к врагу,.. то есть посредством всех этих христианских, кантианских, революционных, всеобщих ценностей, против которых выступают нацисты. Следовательно, считают они, надо совершить революцию в культуре, революцию возвращения к истокам (в этимологическом смысле). Нацисты настолько антиреволюционны, настолько враждебно настроены по отношению к Французской революции, что используют термин «революция» применительно к 1788-му, а не к 1789 году.
— Этот вопрос подчёркивал Политцер в своей полемике против Розенберга. Можете ли вы уточнить, почему нацизм хотел стереть воспоминание о таком событии, как французская революция?
ЖШ: Французская революция, в глазах нацистов, была одним из самых пагубных моментов мировой истории. Идея о том, что культура является всеобщей и универсальной, — это нонсенс для них. Нонсенс, который, впрочем, служит особым интересам французов, англичан или американцев, и т.д. Эта универсальность имеет биологические последствия. Она уничтожает нордическую расу.
Французская революция, как вторжение и эскалация всеобщности, рассматривается в качестве биологического феномена восстания плебейского (галло-романоиудейско-арабского) третьего сословия против аристократических германских элит, то есть против «голубой крови». И наоборот, в статье одного биолога-нациста убийство «иудео-сардинца Марата», низкорослого, коренастого, волосатого, с тусклой кожей, совершённое светловолосой Шарлоттой Корде, интерпретируется как восстание хорошей германской крови против смешанной и дегенератской крови. Террор же представлен как геноцидарные действия расового сброда, который хочет ликвидировать и биологически уничтожить германскую аристократию. Надо вернуть вещи на свои места, считают нацисты. Вернуть элиту на то место, которое она должна занимать, то есть в положение расового, политического, военного и экономического господства. Надо вернуть плебс туда, где ему положено находиться, то есть в ситуацию рабства, ибо всякое хорошее расовое сообщество функционирует на основе рабства по модели древней Спарты.
— Со времён возрождения в Европе, а в особенности в Германии, интерпретация греческой античности является ключевым вопросом. Это было одной из первых областей ваших исследований. Как нацисты вписываются в эту традицию?
ЖШ: Отсыл к греческому прецеденту превалировал в германоязычных странах со времён эпохи Возрождения в силу того факта, в частности, что наследство Римской империи перешло к католической церкви и к большому французскому соседу. Лютер вдохновлялся греческой грамматикой, чтобы создать немецкий язык, когда переводил Библию. Филипп Меланхтон (его настоящая фамилия Шварцерд), соратник Лютера, был превосходным эллинистом. Эта традиция продолжилась в XVIII веке Винкельманом и развивалась в XIX и XX веках: греческая исключительность рассматривалась как подобие германской исключительности, целый ряд аналогий был проведён между ситуацией греков и немцев. В XIX веке «новый двуглавый Филипп» (в лице Вильгельма I и Бисмарка) объединил германские поселения, разделённые на 350 земель Вестфальскими мирными соглашениями, в одну большую империю, по подобию греческих поселений.
Такая аналогия развивалась великими мыслителями: от Гегеля до Ницше, а затем и Хайдеггером. Отличает нацистов то, что они придают всему расовый характер. То, что имело отношение к духовному, культурному, лингвистическому сходству, что, так или иначе, направляло к сообществу сущностей, ибо Гёте, Ницше, Гумбольдт очень много говорили о том, что немецкий язык так подобен греческому, что можно предположить близость если не расового порядка (такого выражения в действительности не существует), то, по меньшей мере, сущностного порядка в умах. Нацисты не утруждают себя тонкостями. Это убеждённые расиалисты-детерминисты, объясняющие всё с биологической точки зрения. Они считали, что греческие поселения были основаны германскими племенами, мигрировавшими с севера (юг Скандинавии и север Германии), который не был развит, потому что климат этого не позволял, но под более милосердными небесами (Средиземноморский юг) они смогли осуществить некий культурный фотосинтез, положивший начало философии, праву, архитектуре, геометрии, театру и т.д.
Олимпийские игры 1936 года позволили показать всему миру, с помощью изобретённой нацистами эстафеты олимпийского огня, начавшейся в Олимпии и закончившейся в Берлине, что священный огонь арийской расы и её культура больше не находятся в Греции, уничтоженной нашествием мигрантов из Малой Азии, Сирии, Турции, и т.д., где полностью (или почти полностью) исчезло всё германское, но что отныне он переместился в Берлин.
Ещё одно клише идеологии третьего рейха — биология и социальный дарвинизм. Какие роли они играют в «weltanschauung» нацистов?
ЖШ: Социальный дарвинизм — это капиталистическая и колониальная идеология, которая составляет теоретическую основу. Практика — это капитализм метрополий, с его ужасами, несправедливостью и с колониализмом за их пределами. Капитализм и колониализм, глубоко несправедливые, оказываются узаконенными и оправданными «миропомазанием» природы. И не надо ничего критиковать или трансформировать в этом социальном и геополитическом порядке, поскольку это природа, то есть естественная необходимость, распорядилась так, что вы находитесь наверху, а другие внизу. Эта идея получает развитие сначала в Великобритании, а затем во Франции и в США, и с запозданием приходит в Германию вместе с работой «Основы XIX века» Хьюстона Стюарта Чемберлена, вышедшей в 1899 году. На фоне демографической обеспокоенности, царившей в то время в Германии, территориальной и продовольственной ослабленности страны, которая слишком мала для расы, идущей по пути экспансии, возникает «питательная среда» для пангерманистской, экспансионистской и тому подобных идеологий. Нацисты являются последователями такого подхода, в его самой что ни на есть эпигонской манере. Они ничего не изобрели! Но они основываются на прочном фундаменте науки, заявляя, что германская раса на протяжении тысячелетий была атакована с биологической точки зрения, поскольку никогда не умела себя защищать. Во-первых, потому что немцы от природы добры. Они производят культуру. Они любезны. Они мирные. Во-вторых потому, что до них ещё не дошёл свет научных знаний. Научные знания XIX века открыли законы истории, являющиеся законами природы. С тех пор, нацисты заявляют, что наше поколение несёт огромную моральную ответственность, благодаря которой мы больше не можем притворяться и пребывать в бездействии, иначе мы умрём. Германия в перспективе, и мы это хорошо видели во время Первой мировой войны, — это объект, который коалиция держав, направляемых, естественно, еврейским интернационалом, желает уничтожить в политическом, в военном и в биологическом смыслах.
— В нацистской идеологии присутствуют некоторые аспекты своеобразной заботы о природе, такие, как вегетарианство или то, что можно было бы назвать анимализмом. Гитлер, в частности, представлял себя в «Майн Кампф», как спасителя планеты и спасителя жизни на планете. Какова их роль?
ЖШ: Действительно, нацисты были информированными законодателями, озабоченными защитой природы и животных. Желание нацистов защитить животных — это старый антисемитский аргумент, имеющий отношение к ритуальному забою животных в рамках кашрута. В фильме «Вечный жид», призывающем к уничтожению, есть длинная сцена убийства животного, которая показывает весь ужас происходящего. Эта долгая сцена, цель которой — намеренно вызвать у зрителя неприятные ощущения. Очевидно, что, по мнению нацистов, эти люди [евреи] гораздо хуже животных. Для нацистов евреи не являются людьми, они не являются ни недочеловеками, ни животными, — это просто бактерии. Если присмотреться более внимательно, то можно заметить, что подобные национальные законы готовились ещё во времена Веймарской республики. Сейчас же, по большому счёту нацистам совершенно плевать на природу. То, что они называют природой – это война! Война всех против всех! Война расы, как одного вида животных против другого вида животных, за владение территорией, присвоение питательных веществ и биологическое развитие посредством размножения.
Это и есть их видение природы. Это социал-дарвинистское видение, в котором нет ничего буколического, но которое полностью связано с опытом Первой мировой войны. В этих условиях, если природа – это война, то «природные» пейзажи второстепенны! Их надо эксплуатировать грубо и безжалостно. Нацисты, по существу, были самыми большими разрушителями немецкой природы благодаря своей сельскохозяйственной политике с массовым использованием химикатов, благодаря своей энергичной политике индустриального развития, благодаря эксплуатации и уничтожению лесов, заболоченных земель и горных районов. Они разрушали, рыли экскаваторами, осушали. Например, большой курортный город Прора на острове Рюген (целая линия зданий на 10 000 мест, простирающаяся на длину 4,5 км) был построен на охраняемых водно-болотных угодьях и великолепных лагунах, чудовищно уничтоженных бетонированием и драгированием. Для нацистов природа — это источник энергии, из которого надо черпать вплоть до полного его истощения, как это было с рабочей силой в концентрационных лагерях.
— В какой степени история довоенного нацизма, которая является одной из главных областей ваших исследований, может быть полезной нам сегодня, в ситуации возвращения правых экстремистов во всем мире, в Европе и в США?
ЖШ: Сравнение не является ассимиляцией. Европейские крайне правые, демонстрирующие своё превосходное самочувствие повсюду (в Германии, в Австрии, в Нидерландах, во Франции, и т.д.), не является нацистами. Конечно, в их среде есть те, кто ностальгирует по фашизму и нацизму. Например, «Национальный фронт» был основан, и это всем известно, бывшими представителями Ваффен-СС. Но эти крайне правые не являются нацистами на уровне идеологии, дискурсивных предложений и политики. Точнее сказать, в них присутствует синтетическая реорганизация некоторых правоэкстремистских и контрреволюционных традиций, существующих в Европе с начала XIX века. Это говорит о том, что надо вынести если не урок, то некие сведения, из истории нацизма и относиться серьёзно (в самом общем смысле) к идеологиям. Предложения нацистов были убедительными и привлекательными для людей, задающихся вопросами о самих себе, о своём времени, о своём месте в мире, о своём будущем, о прошлых и настоящих бедах. Трудно осознать, что нацизм мог быть привлекательной и убедительной системой мировоззрения. Чтобы попытаться это понять, нужна помощь истории.