LOGO Umanite

ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ

Франко-польское соглашение об иммиграции и эмиграции 1919 года

Интеграцию поляков во Францию принято считать чуть ли не примером для подражания. А между тем массовый приезд новой рабочей силы сопровождался такими негативными явлениями, как эксплуатация, расизм и размежевание «Polaks» – история трудной иммиграции.

Интеграцию поляков во Францию принято считать чуть ли не примером для подражания. А между тем массовый приезд новой рабочей силы сопровождался такими негативными явлениями, как эксплуатация, расизм и размежевание «Polaks» – история трудной иммиграции.

В 2007 году, открывая Год Польши в Па-де-Кале, президент Генерального совета Доминик Дюпиле напомнил об «иммиграции поляков, которые, благодаря своей активной интеграции, всегда оказывали большое влияние на имидж департамента» … С лёгкой руки французских властей, журналистов и видных представителей Полонии (1) в конце 1980-х годов, когда вопросы иммиграции вновь заняли центральное место в общественных дебатах, возникло представление об интеграции поляков как о безупречно проведённой операции.

Но ещё в 1979 году представитель Ассоциации «Франция-Польша» Раймон Дюмон отмечал: «Некоторые лица пытаются придать этой истории идиллическую окраску. Какую цель они при этом преследуют? Может быть, они хотят уклониться от ответственности, скрыть вполне конкретные мотивы горнодобывающих компаний? По правде говоря, истинное положение дел было несколько сложнее…» По мнению Жака Станеца, посвятившего этому вопросу свою диссертацию, недостаточное знание истории польской иммиграции и её этапов «способствовало созданию приукрашенного представления об интеграции поляков во Франции».

История этого миграционного движения началась 3 сентября 1919 года, когда Франция и Польша, недавно получившая независимость, подписали в Варшаве соглашение об эмиграции и иммиграции. Документ устанавливал правовые рамки будущего процесса, став прологом к массовому наплыву рабочей силы из Польши во Францию, поскольку порты США (законы о квотах 1921 и 1924 годов) и Германии (враждебно настроенной по отношению к Польше, которая поддержала оккупацию Рура союзниками в 1923 – 1925 годах), обычные места иммиграции польских рабочих с конца XIX века, оказались закрытыми для них.

И если немногочисленные переселенцы, привыкшие к тяжёлому шахтёрскому труду, вместе с семьями приезжали из Рура (Вестфалия), то большинство устремилось «za chłebem» («за хлебом»), покидая бедные деревни близ Познани, в Галиции и Великой Польше. Массовый исход поляков проходил при поддержке властей страны, столкнувшихся с перенаселением в сельской местности и низким уровнем индустриализации и не сумевших довести до конца аграрную реформу, на которой настаивали мелкие, в том числе и безземельные, крестьяне. Эмиграция считалась «неизбежным злом», но ослабляла нагрузку на экономику Польши.

За период с 1921 по 1931 годы число поляков, покинувших свою страну, выросло с 46 000 до 508 000 человек. Они приезжали в город Туль в Лотарингии, где их брали на работу в условиях, напоминавших невольничьи рынки, а оттуда отправлялись на восток и север страны, в такие регионы, как Форе, Севенн, Нормандия (в Потиньи), где те трудились на шахтах по добыче угля, железа и калия. Многие ехали работать на сельскохозяйственные предприятия Франции, находившиеся в Пикардии и окрестностях Парижа. В 1931 году 37 % польских эмигрантов было сосредоточено в департаментах Нор и Па-де-Кале. Среди шахтёров каждый третий был поляком!

Горнодобывающие компании стремились оградить вновь прибывших рабочих от пагубного, по их мнению, влияния профсоюзов, пропагандировавших марксизм, и происков коммунистов, и потому поддерживали замкнутость в среде иммигрантов. «Лучший путь к тому, чтобы уберечь поляков от дезорганизующего влияния различных сил на их моральный облик и социальное поведение – это содействовать сохранению в их среде польского духа и христианства», – утверждал Анри де Пейеримхофф, руководитель центрального комитета компании «Французские угольные шахты». Объединение работодателей горнодобывающих отраслей распорядилось строить часовни. Оно же выплачивало жалование священникам, которые были направлены сюда Польской католической миссией, и разрешило вести обучение в школах на польском языке.

Будучи сторонниками ультранационалистических взглядов, ксендзы стремились воспитывать свою паству в духе «Бог и отчизна» («Bóg i ojzyzna») и тоже противились любым попыткам ассимиляции, так как в перспективе рассчитывали вернуться на родину. В свою очередь, руководство Польши, опасаясь «денационализации» переселенцев, одобряло политику их содержания «под колпаком». Такая стратегия способствовала усугублению замкнутости и привела к появлению на территории Франции так называемых «маленьких Польш», напоминавших гетто. Здесь у поляков были свои школы, магазины, спортивные клубы, общественные организации («Соколы», KSMP, «Женщины Розария» и т. п.). Здесь они отмечали свои памятные даты: национальный праздник 3 мая, день Святого Иосифа 19 марта (в честь «отца независимости» Юзефа Пилсудского). Вне совместной работы в шахте любые контакты с коренными французами на территории населённых пунктов были практически запрещены. Смешанные браки заключались очень редко. Газеты, выходившие большими тиражами (такие как ежедневное издание христианско-демократической направленности «Narodowiec» и его оппонент, ещё более правый «Wiarus Polski»), также призывали диаспору своих соотечественников сплотиться вокруг национальных и католических ценностей социального и идеологического характера. Разведывательные службы признали «неспособными к ассимиляции» поляков, которые выражали желание вернуться на родину.

И им пришлось сделать это раньше, чем они ожидали. В 1931 году горнодобывающая промышленность впервые в полной мере ощутила на себе, что такое кризис капитализма. Начались увольнения, возникла частичная безработица… И больше всех пострадали от этого иностранные рабочие! Уступив ксенофобским настроениям определённой части населения, власти Франции стали поддерживать стремление поляков уехать из страны.

За период с 1931 по 1936 годы польское население Франции сократилось на четверть. Из 140 000 человек большинство были вынуждены вернуться. В 1939 году Антуан де Сент-Экзюпери с возмущением писал об этой в своей повести «Планета людей»: «Несколько лет назад во время долгой поездки по железной дороге мне захотелось осмотреть это государство на колёсах (…) в вагонах третьего класса ютились сотни рабочих-поляков, их выслали из Франции, и они возвращались на родину (…) Целый народ, погружённый в тяжёлый сон, возвращался к горькой нищете…»

Им разрешили взять с собой по 30 кг багажа. Вместо того, чтобы за копейки распродать своё имущество или просто бросить на месте, некоторые предпочитали сжечь его! «Это было особенно тяжело, потому что некоторые предметы мебели хоть что-то да стоили. Ужасная картина, ведь людям были очень нужны деньги», – писал член ФКП Жан Вроблевский, занимавший пост мэра города Марль-ле-Мин с 1971 по 1992 годы. Костры, горевшие в шахтёрских посёлках,производили гнетущее впечатление.

В то же время непокорные рабочие, над которыми нависла угроза увольнения, всё чаще подвергались гонениям (придирки, понижение по службе и т. п.). Активизировалась охота на «красных». В центре особенно пристального внимания оказались «Единая всеобщая конфедерация труда» и Коммунистическая партия, которые на фронтах классовой борьбы пытались преодолеть этнические противоречия во имя пролетарского интернационализма. Харизматичный профсоюзный лидер Томаш Ольшанский в 1932 году был лишён гражданства, а двумя годами позже выслан из страны. Забастовка на предприятии «Leforest» в Па-де-Кале в августе 1934 года получила общегосударственный резонанс. Свыше 200 шахтёров,

преимущественно поляков, заняли дно рудника № 10 горнодобывающей компании «Escarpelle». Это был первый случай в истории! По окончании акции было вынесено постановление о выдворении из страны 77 работников, среди них был и Эдвард Герек, впоследствии возглавлявший Польскую рабочую партию с 1970 по 1980 гг.

После Второй мировой войны процесс ассимиляции как будто остановился. Во время освобождения польская диаспора как никогда была политизирована и разделена между сторонниками правительства, находившегося в изгнании в Лондоне, и теми, кто поддерживал просоветскую власть в Варшаве, получившую признание союзников летом 1945 года. Французы упрекали поляков за «воссоздание (в общине) атмосферы их родной страны», отмечали специалисты министерства внутренних дел.

Власти Польши призывали своих соотечественников, рассеянных по всему миру, вернуться на родину. С 1946 по 1948 годы 62 000 поляков, живших во Франции (почти каждый пятый), откликнулись на этот призыв. Они стремились восстановить разрушенную страну и освоить земли, отвоёванные у поверженной Германии (Нижнюю Силезию, Померанию и т. п.), с которых было изгнано немецкое население (2). На этот раз репатриация проходила добровольно, при поддержке ФКП и ВКТ. «Люди возвращались на землю своих предков, устав во Франции от придирок ксенофобски настроенного руководства», – писал тогда журналист Жак Эстаже. Но прежние трудности с адаптацией не прошли бесследно: устремления поляков второго поколения, родившихся во Франции и не имевших большого желания переезжать в незнакомую им страну, охладили пыл многих людей в тот момент, когда самая антикоммунистическая часть Полонии сожгла все мосты в общении с Варшавой. В конечном счёте большинство поляков с благословения Католической миссии предпочли остаться на территории Франции. Не имея подпитки, миграционное движение угасло.

В последующие десятилетия ассимиляция польской диаспоры во Франции шла всё быстрее. Эксплуатация на горнодобывающих предприятиях осталась в прошлом, молодёжь вырвалась из гетто. Влияние церкви ослабло. Смешанных браков становилось всё больше. В период расцвета страны («Славное тридцатилетие») школа во Франции приобрела роль социального лифта. В 1989 году прекратился выпуск газеты «Narodowiec», последнего из оставшихся во Франции еженедельных изданий на польском языке. Символическое событие! Сегодня те, кто моложе 50 лет, практически полностью «деполонизированы», об их происхождении им самим напоминает только фамилия, которую порой считают «непроизносимой», портрет ИоаннаПавла II в доме «babcia» (бабушки) или знаменитое одеяло из гусиного пуха (pierzyna), под которым так уютно греться зимой. Остальные, в основном люди старшего поколения, которых осталось уже не так много, продолжают гордиться своими польскими корнями. Не обходя стороной успешные гастрономические и ремесленные выставки, а также фольклорные представления, эти франко-поляки не признают тотальной ассимиляции и рассматривают свою принадлежность к двум культурам как личное богатство.

«По долгу памяти» они инициировали в 2019 году (главным образом в департаментах Нор и Па-де-Кале) торжества в честь столетней годовщины тех событий. Эти мероприятия могли бы стать для историков хорошим поводом к развенчанию мифа об «образцовой» интеграции поляков во французское общество. Настаивая на этой точке зрения, они вынуждены обходить молчанием все сложности чрезвычайно беспорядочного процесса, как это делают крайне правые. В 2016 году лидер «Национального фронта» Марин Ле Пен, посетившая польскую выставку в Энен-Бомоне, превозносила умение поляков интегрироваться во Франции и задавалась вопросом: «Почему то, что так успешно получилось вчера, не получается сегодня?» Налицо явная попытка использовать историю в своих целях и обвинить представителей других иммигрирующих народов, которые, по её мнению, из-за религиозной принадлежности и цвета кожи по природе своей «не способны к ассимиляции»!

(1) Этим термином обозначаются во всём мире иммигранты из Польши и их потомки.

(2) См. воскресный выпуск «Юманите» № 530 от 6 октября 2016 года, статью Жака Кмечака «1946 –1948: репатриация поляков».

На ту же тему

Слезоточивый газ в учебной программе ВУЗа

Волна небывалых по численности национальных забастовок против пенсионной реформы во Франции привлекла к себе внимание мировой прессы. Меньше говорят об акциях протеста в отдельных городах и на разных предприятиях. Ещё менее медийными оказались манифестации французских старшеклассников и студентов. Тем временем это явление очень показательно, так как демонстрирует массовость неприятия изменения пенсионного возраста и жёсткость действий полиции, что уже становилось объектом безрезультатной критики со стороны международных инстанций в адрес Франции.

Читать полностью »

Пенсионная реформа – общеевропейское дело

Три волны социальной мобилизации прошли в Франции в 2023 г против пенсионной реформы: 19 и 27 января и 7 февраля. Следующая намечена на 11 февраля. Также профсоюзы призвали к возобновляемой забастовке с 7 марта. В протестах участвовали представители других европейских стран, испытавших на себе последствия изменения системы пенсионных начислений.

Читать полностью »

Правительство Германии «корректирует изложение событий» в рамках СВО на Украине. Ч.1.

В редакцию портала NachDenkSeiten попал эксклюзивный внутренний документ федерального правительства. Мы удостоверились в подлинности текста и нам известно имя информатора. Документ дает наглядное представление о масштабах горизонтальных и вертикальных структур государственной пропаганды. Особенно в отношении вмешательства властей в деятельность СМИ (например, Spiegel и Stern), западных социальных сетей, учебных заведений и так называемых «фактчекеров». Пропаганда проводится даже среди учеников младших классов. Перед нами – согласованная программа федерального правительства по всеобъемлющему контролю за информацией.

Читать полностью »