Писатель и «разжалованный географ» Эммануэль Рубан проехал тысячи километров, разделяющие Одессу и Страсбург. В книге «Путешествие вдоль Дуная» («Sur la route du Danube») он описал свою поездку по Европе «против шерсти». Наш корреспондент Ален Николя побеседовал с автором.
Эммануэль Рубан всегда описывает пространство. То пространство, по которому он путешествует, о котором пишет, в котором работает и о котором мечтает. Его книги, будь то фантастика, рассказы или эссе, неизменно имеют непосредственное отношение к реальности и будят воображение. После «Земного Иерусалима» и «Под небесными змеями», в которых с разных точек зрения описывается священный город с точки зрения трёх религий, оказавшийся в центре самого затяжного конфликта в послевоенной истории, Рубан вернулся в Европу. Сейчас он живёт в сербском городе Нови-Сад и составляет план поездки по берегам Дуная на велосипеде, в которую он отправится с воспоминаниями о прочитанных книгах, с открытостью ко всему новому, что встретит в пути, и которую затем опишет в своём романе «Путешествие по Дунаю».
Ален Николя:: Как возникла эта идея?
Эммануэль Рубан: Она родилась из наброска романа, который я начал писать лет десять тому назад, работая преподавателем в департаменте Сена–Сен-Дени. В центре сюжета – персонаж по имени Влад, которого читатель встретит и в «Путешествии по Дунаю». Тогда я написал уже около ста страниц, но вдруг понял, что дальше писать не могу. Я попал в аварию на велосипеде, сломал надколенник, и стало ясно, что предпринять такую поездку по Европе пока не в состоянии. А для того, чтобы написать роман, я обязательно должен был совершить её. Потом я приехал в Сербию, в Нови-Сад, на берег Дуная, снова начал ездить на велосипеде, и мне пришло в голову, что можно написать эту книгу, в которую я включил немало фантастических фрагментов из ранее начатого романа. Выезжая из Одессы, я вообще не был уверен в том, что мне удастся совершить задуманное, и первые дни пути дались мне нелегко: очень болело колено. Но в итоге мне всё же удалось преодолеть эти 4 000 километров без особых мучений. Я действительно проехал каждый этап пути. Расстояния и описанные в книге места – всё полностью соответствует действительности. Я придавал большое значение физическим впечатлениям от поездки, ощущениям тела, которые помогли мне буквально кожей почувствовать дух Европы. А ещё мне было интересно размышлять, например, о размерах того или иного моста. Я вообще очень люблю мосты.
А.Н.: Эта книга перекликается с другим вашим романом – «Линия льдов».
Э.Р.: Я часто говорил, что роман «Линия льдов» был первой частью европейского цикла, но я так и не написал книгу, которая стала бы продолжением этого замысла. Впрочем, романами о Европе можно считать другие мои произведения, например, мою первую книгу «Остановка в Ялте» (издательство JBZ & Cie, 2010), действие которой происходит в Крыму в то время, когда он ещё принадлежал Украине. Все мои романы так или иначе связаны с Европой. Я увлекаюсь картографией европейских границ. Эта книга в чём-то сходна с «Земным Иерусалимом». В обоих произведениях речь идёт о путешествии вдоль границы между двумя Европами, где есть немало сложных участков. Таких, как граница между Украиной и Румынией, где нет дороги, и чтобы проехать, надо сделать крюк в несколько сотен метров по территории Молдавии. То же самое относится и к колючей проволоке, натянутой по приказу Виктора Орбана между Сербией и Венгрией.
А.Н.: Границы, как и реки, могут разделять и объединять.
Э.Р.: Да, это свойство любых границ. У Элизе Реклю (1) есть интересное высказывание о том, что реки – это очень своеобразные границы, способные как разделять, так и объединять. Он приводит в пример границу между Францией и Италией (пересечённую, слабозаселённую местность, которая только увеличивает расстояние между двумя народами) и противопоставляет её границе, проходящей по Дунаю, которая словно создана для того, чтобы сближать людей. Реклю рассматривает также пример Силистры между Болгарией и Румынией: чтобы пересечь Дунай в этом месте, требуется не менее получаса.
А.Н.: В наши дни Дунай стал регионом активной торговли, но пересечь его порой очень непросто. Нет ли в этом парадокса?
Э.Р.: Всем давно известно, что граница – это место торговли. И в сегодняшнем мире она играет важную формальную роль. Наглядной иллюстрацией этого может, пожалуй, служить граница между Шенгенской зоной Евросоюза и остальной частью Европы. Все мои книги напоминают европейцам, заседающим в Брюсселе, о том, что более половины континентальной части Европы находится за пределами ЕС. Порой мы как будто забываем об этом. Есть также страны, которые, являясь членами ЕС, не входят в Шенгенскую зону (Румыния, Хорватия, Болгария). Именно их мне и было интересно изучить.
А.Н.: Вы говорите, что проехали по Европе «против шерсти», вверх по течению Дуная, развенчивая некий стереотип о Центральной Европе (Mitteleuropa) (2), дунайский космополитический миф…
Э.Р.: Я намекаю на роман Клаудио Магри «Дунай» (3). Это одна из моих настольных книг, но, читая её, я не могу отделаться от одной мысли. Дело в том, что эта книга, и её автор это признаёт, вписывается в череду произведений, вдохновлённых творчеством Музиля и Цвейга. Балканским странам в них отводится очень скромное место, хотя на их долю приходится половина придунайских земель. Роман Матиаса Энара «Компас» (4) открыл мне глаза на эту особенность. Взгляд Магри на Европу – это взгляд убеждённого германиста, идеолога Австро-Венгрии. Однако, например, Кундера полагает, что Mitteleuropa вообще не существует. Размышляя обо всём этом, я пришёл к выводу, что мне нужно отправиться по Дунаю к его верховьям.
А.Н.: Проехать к истоку реки, повторяя «естественный» путь переселений, которые происходили на этих землях со времён Античности?
Э.Р.: В двух предыдущих книгах, «Конечная остановка – Шенген» и «Сердце Европы», я уже затрагивал эту тему, которую в наши дни нельзя обойти вниманием. Сербия и Нови-Сад, где я жил, находятся в самом сердце Балкан, совсем рядом с новой границей Орбана. Поэтому с беженцами я встречался практически каждый день. Я хотел напомнить читателям, что этот эпизод является частью длинной истории, от массовых переселений античной эпохи до времён османских завоеваний. Я очень внимательно изучал всё, что могло остаться в некоторых странах от периода османского владычества. Я имею в виду минареты, мечети и другие культовые сооружения, музеи и памятники тех лет. В Европе были сотни таких строений, но до нас дошли лишь немногие из них. Османское влияние сохранилось в нравах, языках, кулинарных пристрастиях здешних народов. На мой взгляд, в Белграде отчётливо видны следы многовекового турецкого господства.
А.Н.: Сложилось ли у вас за время пути новое представление о Европе?
Э.Р.: Европа всегда напоминала мне архипелаг. Старый Свет – это максимальное разнообразие на минимальной площади. В Европе огромное множество островов, и не только в Великобритании. Берега Скандинавии изрезаны полуостровами и усыпаны островами. Да и Крым – тоже полуостров. На этом континенте мы видим такую густую сеть границ, которой нет больше нигде в мире. При этом за его многовековую историю здесь неоднократно предпринимались попытки объединения. Идея создания многонационального сообщества появилась не после окончания мировых войн. В XIX веке по инициативе венгров были образованы федерации придунайских стран, существовали Австро-Венгрия, Османская империя и Югославия (самый яркий пример такого объединения). Не стоит забывать и о нескольких проектах создания балканской федерации. Все эти замыслы потерпели фиаско. Не станет ли Европейский Союз очередным примером провала подобного начинания? Не хочу изображать из себя пророка, но скажу, что мы поставили телегу впереди лошади. Достаточно прочитать Римский договор, чтобы понять, почему его ратификация проходила нелегко. В 1957 году в Национальной ассамблее Франции Пьер Мендес-Франс проголосовал против принятия этого документа, и его примеру последовали многие депутаты. Судя по его выступлению, он уже тогда предвидел, что произойдёт дальше (в том числе и делокализацию производства), если основой для объединения станут уголь, сталь и общий рынок на фоне нерешённых политических и социальных проблем. А в речи Макрона о будущем Европы, которую я слушал очень внимательно, социальной составляющей нет и в помине.
А.Н.: В своей книге о путешествии вы упоминаете многих писателей. Существует ли вообще такое явление, как европейская литература?
Э.Р.: Я считаю себя европейским автором, пишущим на французском языке. Европейская литература существует, и уже давно, со времён Эразма или даже Гомера. Эта книга отсылает к гомеровской «Одиссее», ведь в ней говорится о возвращении на родную землю. Я использую игру слов – Одесса и Одиссей. В своём романе я упоминаю имена литераторов, и сделать это было непросто, поскольку до меня многие уже пользовались подобным приёмом. Я рассказываю не столько об австро-венгерских писателях, которые хорошо известны, сколько о менее знаменитых авторах, таких, как Михаил Себастьян, писатель-еврей из г. Брэила, выживший в годы геноцида и погибший под колёсами грузовика в результате операции НКВД. Или как представители более молодого поколения Александр Тисма, Милорад Павич. Большое место в моём произведении уделено людям, которые встретились мне на пути. Литература в нём тоже присутствует, но, я надеюсь, на втором плане.
(1) Элизе Реклю (1830 – 1905) — французский географ, анархист, бывший коммунар и член Первого Интернационала.
(2) Mitteleuropa (нем.), или Центральная Европа – понятие, обозначающее культурные традиции и ценности, которые, как принято считать, были общими для народов Германской и Австро-Венгерской империй с XIX века до Второй мировой войны.
(3) Клаудио Магрис — итальянский писатель, родившийся в 1939 году в г. Триест, автор романа «Дунай» (1986) и множества эссе, романов, газетных публикаций. В 2001 – 2002 гг. преподавал в Коллеж де Франс.
(4) Actes Sud. — Гонкуровская премия 2015 года.